Нас ждет Севастополь

Соколов Георгий Владимирович

Немецкие бомбардировщики не успели перейти в пике, как на них налетели неизвестно откуда взявшиеся два наших истребителя.

— Можно давать отбой, — сказал Букреев, поднося к глазам бинокль.

Однако приказания об отбое не дал до тех пор, пока не закончился воздушный бой.

Немецкие бомбардировщики отвернули и стали сбрасывать бомбы в море, чтобы облегчить свой вес и быстрее скрыться.

Букреев опустил бинокль и скомандовал:

— Дробь.

Он вынул пачку папирос, но тут же спрятал и обратился к рулевому:

— У вас, кажется, есть махорка. Дайте-ка завернуть цигарку.

С аппетитом сделав несколько затяжек крепкой махоркой, Букреев сказал:

— Время

обеденное, Виктор Матвеевич. Пойдемте в кают-компанию, представлю вас офицерам.

Представляя его офицерам корабля, Букреев сказал:

— Первыми войдут в Севастополь, конечно, тральщики. Почему — объяснять не надо. В каком виде мы должны войти в порт, где нас будут встречать тысячи людей? Такими обшарпанными, как сейчас? Виктор Матвеевич Новосельцев прислан к нам старпомом. Ранее он был командиром сторожевого катера. Его корабль всегда был в образцовом порядке. Наведет он чистоту и на нашем корабле. Прошу не ворчать, когда он будет взыскивать. Его приказания — это мои приказания. Я думаю, что найдем время даже покрасить корабль. Краской мы запаслись.

После обеда Новосельцев вызвал боцмана, чтобы уточнить, сколько потребуется краски для того, чтобы покрасить корпус. Потом пошел с ним осматривать корабль.

Он не успел окончить осмотр, как его вызвал командир и сказал, что получено приказание идти к крымскому берегу на выполнение боевого задания.

Так началась служба Новосельцева на тральщике.

Через месяц тральщик выглядел как новый. Напрасными оказались опасения Букреева, что кто-то будет ворчать. Никто не ворчал. Каждый матрос понимал, для чего чистят и красят корабль. За этот месяц Новосельцев проникся уважением к Букрееву, увидел его в боевой обстановке и уже не жалел, что оказался в его подчинении.

Глава девятая

1

9 апреля советские войска освободили Одессу, оказавшись таким образом далеко в тылу крымской группировки противника. 13 апреля войска 4-го Украинского фронта освободили Симферополь, 14 апреля — Бахчисарай, а Отдельная Приморская армия — Судак и 15 апреля — Ялту.

Уже 15 апреля передовые части 4-го Украинского фронта и 17 апреля части Отдельной Приморской армии вплотную подошли к мощным оборонительным рубежам противника под Севастополем. Советские войска захватили Бельбекскую долину — ту самую, где так долго топтались гитлеровцы при осаде Севастополя и которую назвали «долиной смерти».

Однако командование немецкой армией считало, что еще не все потеряно. Гитлеровские генералы были уверены, что можно не только отсидеться в Севастополе, но и начать в скором времени контрнаступление, чтобы снова захватить Крым.

Командующий 17-й немецкой армией генерал Энекке заявил:

— Фюрер приказал оборонять крепость Севастополь. Наш девиз — здесь не может быть отступления.

Гитлер решил, что Энекке не сумеет наладить оборону, и сместил его, а командующим армией назначил генерала Альмендингера. Он потребовал от нового командования держаться в Севастополе до последнего солдата. Фюрер телеграфировал, что для войск, обороняющих севастопольский плацдарм, установлены двойные оклады и все солдаты и офицеры будут награждены особой медалью.

Приняв командование, генерал Альмендингер издал приказ:

«Нам предоставляется возможность обескровить на севастопольском плацдарме превосходящие силы русских. Я требую, чтобы все солдаты оборонялись до последнего. Плацдарм на всю глубину сильно оборудован в инженерном отношении, и противник, где бы он ни появлялся, запутается в сетях наших оборонительных сооружений… Никому из нас не должна прийти мысль об отходе с этих позиций… 17-ю армию в Севастополе поддерживают мощные воздушные и

морские силы. Фюрер дал нам достаточно боеприпасов, самолетов, вооружения и подкреплений».

У гитлеровского командования действительно были основания делать такие заявления. В Севастополь отступило до ста тысяч солдат и офицеров 17-й немецкой и 3-й румынской армий с большим количеством техники и артиллерии. Внешний оборонительный пояс Севастополя является естественной труднодоступной крепостью. У всех подступов, как стражи, стоят высоты, удобные для строительства укреплений, — это Мекензиевы горы, Инкерманские и Балаклавские высоты, Сахарная головка и Сапун-гора. Ключевой позицией являлась Сапун-гора. Чтобы прорваться к этой естественной крепости через Инкерманскую долину, нужно было сначала сокрушить немецкую оборону на Сахарной головке, словно специально выросшую тут для охраны долины. Сапун-гора была превращена немцами в крепость с трехъярусными железобетонными сооружениями, траншеями, минными заграждениями. Столь же неприступной была и Сахарная головка. Только на этих двух высотах немцы сосредоточили восемь пехотных дивизий. О мощи немецких укреплений можно судить по данным об одном участке фронта протяженностью в пятнадцать километров. На переднем крае этого участка гитлеровцы имели 565 пулеметных точек, 87 минометных батарей, 28 укреплений с противотанковыми орудиями, 300 дотов и дзотов. Все это поддерживалось десятками батарей из глубины обороны.

Двести пятьдесят дней трехсоттысячная немецкая армия штурмовала Севастополь в сорок первом, сорок втором годах и потеряла до ста пятидесяти тысяч своих солдат и офицеров, более трехсот самолетов, двести пятьдесят танков.

Гитлеровские генералы рассчитывали, что они, имея более усовершенствованную в инженерном отношении оборону, большее количество войск, орудий, самолетов, чем советские защитники Севастополя в 194-1942 годах, смогут не только удержать Севастополь, но и, обескровив советские войска, перейти в контрнаступление и снова овладеть Крымом. А это должно было создать угрозу южному флангу Советской Армии. Крым будет использован как огромный аэродром в тылу советских войск, которые в то время уже подходили к Румынии. Морским и воздушным путем гитлеровское командование даже начало подбрасывать в Севастополь подкрепления. В течение нескольких дней таким образом гитлеровская армия получила до пяти тысяч солдат и офицеров.

Высказав свои оптимистические предположения на совещании командиров частей и штабных работников, генерал Альмендингер закончил свою речь не словами: «Хайль Гитлер», а слегка дрогнувшим голосом, просяще произнес: «Да поможет нам бог».

На совещании присутствовал Гартман. Он уже не капитан, а майор. После разгрома в Новороссийске генерал Энекке заявил, что из всех разведчиков наиболее прозорливым оказался Гартман. Столь лестный отзыв повлиял на карьеру разведчика. Он получил железный крест, звание майора, повышение по службе, работает теперь в разведотделе армии. Все это в какой-то степени улучшило его настроение, упавшее после сдачи Новороссийска.

В начале совещания майор Гартман довольно уныло слушал нового командующего армией, но по мере того, как он разрисовывал неприступные рубежи, приободрился, подумал: «А и в самом деле, здесь красные могут поломать зубы. Осада будет длительной, Советская Армия может потерять тут десятки тысяч своих солдат и офицеров».

Но когда он вернулся после совещания в свой бункер, где располагался разведотдел армии, его оптимизм опять испарился. «Все это похоже на авантюру», — подумал он. Его уже не радовали ни повышение по службе, ни двойной оклад, ни будущая медаль. Какое-то мрачное предчувствие давило на него, сковывало мысли.