Наш человек на небе
Шрифт:
– Ну, пилотессочка — чистое дело марш, — радостно смеясь, сказал Куравлёв, выходя на сцену. — Ай да союзница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать — чистое дело марш!
Тут же пожилой майор запнулся, спохватившись, что сказанул лишнего, да и не своими словами, но говорил он тихо, слышно одной Юно, и хотела девушка ответить «Уж выбран!..», да спохватилась тоже и со счастливой улыбкой только утвердительно мотнула головой.
«Не думать, не сметь думать об этом», сказала она себе и, улыбаясь, повернулась к публике, жестом указывая на своего аккомпаниатора. Зал столь же радушно приветствовал и его.
– Ну что, Володя, — сказал Куравлёв кветарристу, —
– Перепела, — рассмеялся белобрысый, радостно отмахивая ладонью звенящий воздух, — чего там: перепела! Как положено!
– То-то! Знай-знай — а не зазнавайся.
– А и не зазнаюсь, не таков я человек! Товарищ Эклипс, а не грянуть ли нам ещё?..
Но опустошённая выступлением, — и в особенности успехом, — Юно уже откланялась и сбежала со сцены.
- Танцы! — громогласно объявил Куравлёв.
А после танцев Колю вызвали в штаб. Думал — всё-таки награждать; оказалось не то.
– Собирайтесь, товарищ Половинкин, — сказал генерал-лейтенант Рокоссовский, поднимаясь из-за оперативного стола и оправляя китель. — Направляетесь в Ставку Верховного Главнокомандования.
– Слушаюсь, — решительно ответил Коля. Он видел, как по-особенному подобран генерал, и сам затвердел волей. — Константин Константинович... пора?
– Пора.
– А как же?..
– А как Вы думали? — сказал Рокоссовский. — Неловко и напоминать, но обязанностей военного наблюдателя с Вас никто не снимал. От товарища Иванова пришла шифрограмма: надо встретить делегацию. К нам едет... к нам летит представитель командования союзников.
(Фото: воен.корр. А.И.Становов, 1941, окрестности Речицы, Бел. ССР)
Часть II. Увольнение на берег
Глава 4. Лиловый шар
– Психически совершенно здоров. Просто сволочь. [10] Сталин с интересом посмотрел на доктора. Обычно под взглядом его очень спокойных жёлтых глаз всякая нечисть чувствовала себя крайне неуютно, начинала юлить, заикаться и мечтать о времени, когда носитель этого страшного взгляда и этой страшной силы наконец умрёт — чтобы нечисть смогла почувствовать себя безнаказанной и неуязвимой.
10
подлинный текст диагноза, поставленного в своё время автору этих строк.
Но молодой доктор нечистью, конечно же, не был.
Андрей Владимирович Снежневский был психиатром, одним из наиболее перспективных Советских специалистов. Смолоду опираясь на естественнонаучный, материалистический подход и отличаясь независимостью взглядов, впоследствии он прославится не только борьбой за возвращение в психиатрическую науку имени И.П. Павлова, но и редким гуманизмом. Именно Андрей Владимирович будет спасать явных идиотов от справедливого гнева Советской власти — укрывая всевозможных тунеядцев, антисоветчиков и прочих врагов народа в гостеприимных стенах стационарных лечебниц. Строгий режим, здоровое питание, трудотерапия — о чём ещё может мечтать диссидент, жаждущий духовного перерождения? «И инакомыслящие живы, и общество чище!»
Но это случится... могло бы случиться
Впрочем, продолжалось это недолго — Андрею Владимировичу не удалось заслужить свою первую «Красную Звезду» на фронте ни в прямом боестолкновении, ни в должности старшего врача стрелкового батальона. С началом войны большинство учреждений соответствующего профиля оказалось в эвакуации, — Саратов, Казань, Набережные Челны, — и, когда возникла необходимость освидетельствования захваченного в плен фашистского лидера, пришлось выдёргивать Снежневского прямо из московского ополчения. Вообще говоря, острой необходимости в добровольческих дивизиях к этому времени уже не ощущалось, и командующий войсками Московского военного округа генерал-лейтенант Артемьев с лёгким сердцем отпускал рабочих на заводы, студентов в институты, а психиатров — наблюдать Гитлера.
На освидетельствование, — в условиях строжайшей секретности, — ушла неделя. Доктор Снежневский ухватился за уникальную возможность; несмотря на молодость, он гордился своим профессионализмом, поэтому главный вывод повторил уверенно:
– Острой продуктивной симптоматики не наблюдается, товарищ Сталин, продромальный период также пока не выявлен. Если же рассматривать нарушение аффекта, то истероидный спектр, безусловно, присутствует, но, говоря простым языком... Вы же понимаете обстоятельства.
– Истероидный, значит... — проговорил Иосиф Виссарионович, снова поворачиваясь к смотровому стеклу.
– Ага! — обрадовался пониманию Андрей Владимирович. — Но следует, безусловно, различать так называемую hysteria somato...
– Спасибо, товарищ Снежневский. Мы, безусловно, различим. Скупым движением руки он препоручил психиатра заботам охраны. Текущий этап задачи решён. Как бы ни было интересно, отвлекаться на углублённое исследование полученных результатов нельзя, следует переходить к следующему этапу. Иначе, как в известной апории Зенона, задача раздробится на бесконечное множество бесконечно малых, — и бесконечно занудных, — подзадач, и Ахиллес никогда не догонит черепаху.
Нет, что бы ни говорили товарищи психиатры, всякий человек нормален ровно настолько, насколько он соответствует стоящим перед ним задачам. Иная трактовка понятия «нормальность» не приведёт ни к чему, кроме бессмысленных споров и взаимных обвинений, в которых с неизбежностью потонет само дело.
Вот только как определить степень нормальности, когда никакого дела нет? Ведь «нахождение в плену» делом назвать сложно; а иного, более весёлого занятия для Гитлера пока подобрать не удалось. У него отняли даже возможность самоубийства.
Главный нацистский преступник нужен живым, новых повреждений допустить никак нельзя.
В первые дни голова Гитлера представляла собою один большой лиловый синяк приблизительно шарообразной формы — товарищ Половинкин крепко настучал сапогом. Не по злобе — не бывает в нашем человеке злобы к поверженным. Просто бывший фюрер всё время норовил выпростать голову из портьеры и укусить; Коле приходилось отпихивать. А в транспортном отсеке СИД-бомбардировщика тесно, холодно, трясёт... ещё и при выгрузке уронили. Так товарищ Половинкин всё и объяснил; впрочем, как раз на эту тему никто его особо не расспрашивал: главное — живым довёз фашистскую гадину. Сталин долго смотрел на Гитлера сверху вниз.