Наш человек на небе

Дубчек Виктор Петрович

 А целиком ВБТ больше всего напоминал слона. Ростом, — держитесь за шапки! — двадцать два метра. Плюс-минус. С горбатым корпусом, четырьмя длиннющими «ногами», широкими конусами «ступней»... С замиранием сердца Коля увидел огромную тушу, неподвижно стоявшую в ангаре. Выше крыши, — куда выше крыши, — показался ему этот серый металлический холм. Имперский «топтун» был гигантом, а оторопь и изумление Коли сделали его ещё больше. Таких зверей на Земле уже не осталось, даже в Средиземноморье, если когда и существовали. Половинкин немедленно связался с Мясниковым, Мясников — с Рокоссовским, Рокоссовский — с Верховным; и Вейдер санкционировал передачу обоих «слоников» в распоряжение

ГАБТУ. [26] Очень легко санкционировал: то ли не считал могучую технику такой уж важной, то ли голова у товарища лорда оказалась забита другими проблемами. Так что Коля возглавил бригаду техников, которой предстояло в экстренном порядке достать ВБТ из-под обломков, убедиться в работоспособности и загрузить в «Титан» — грузовик мог нести сразу четыре таких танка.

26

Главное Автобронетанковое управление Красной Армии. Маловероятно, чтобы инопланетную технику собирались направить непосредственно в действующую армию; скорее всего, предполагалась передача ВБТ для изучения в соответствующие институты СССР.

Исправный ВБТ, жужжа моторами, встал на «колени»; знакомый прапорщик легко и спокойно завёл свою машину в ангар, прицелился и, ловко управляя репульсорами, насадил грузовой отсек «Титана» прямо на корпус «слоника». Лязгнули балки кранов, щёлкнули фиксаторы — огромный зверь оказался готов к спуску на поверхность Земли.

– Вы, молодой человек, разбирайтесь пока со вторым, — сказал Патон, расправляя усы. — А людей я Вам пришлю, как освободятся, не извольте беспокоиться.

Академик огляделся по сторонам и, заговорщицки понизив голос, поведал:

– Нам бы сразу обе машинки прихватить, понимаете? Как-что дальше пойдёт — то неведомо, а там, внизу, каждый танк теперь на счету. Надо брать, пока союзники такие щедрые.

Логика товарища академика Половинкину была более чем понятна. Он и сам... просто не думал, что академики тоже так умеют рассуждать. Всё-таки люди науки — в материальном плане должны малость поглупее быть. Он пообещал Патону, что приложит все усилия, попрощался и приступил к работе.

Резать алустил приходилось сложно, в несколько проходов. Короткое жало сварочного аппарата металл брало отлично. Но толщина многих балок и прочих элементов оказалось такой, что требовалось сперва вырезать в них узкий треугольный профиль, — два прохода, — затем снимать с каждого из скосов по дополнительному слою, — ещё четыре прохода, — и лишь затем вскрывать металл по главной линии.

Сыпались искры, на полу ангара росла груда обрезков. Громадная «шея» ВБТ медленно, очень медленно освобождалась от плена. Может, и существовал способ быстрей и экономней, но Коля его не знал.

Модель сварочного аппарата ему досталась, по словам академика, новейшая: на кристаллических аккумуляторах. Коля уже два или три раза перезаряжал прибор.

Он присел отдохнуть, радуясь, что захватил с собой старый мундир — прежнего образца, ещё с нашивкой «щит и меч» на рукаве. Новая форма от такой работки, конечно, пришла бы в негодность — искры, духота... а Половинкину ещё вечером товарища Рокоссовского сопровождать на совещание. И вообще. И, кстати, перед капитаном Игнази неудобно было бы: этот не упустит возможности поехидничать... Нет, всё-таки «представительские функции» — как-то это... ну, несерьёзно.

Привалившись спиной к переборке, Коля уселся на перекрещенные ноги, надвинул на лицо маску и поднял сварочный аппарат. Он знал, он чувствовал, что сумеет

удержать дугу и подлиннее. Хоть бы сантиметров тридцать — и толстые алустиловые балки можно будет не расковыривать по кусочкам, а резать в один проход.

Он сосредоточился, удерживая сварочный аппарат обеими руками, прямо перед собой. Толстое стекло маски скрадывало свет, защищало лицо от жара дуги. Ну же, давай, давай, родная...

Раз за разом рассыпалось алое жало; стонали иголочки; Коля сосредотачивался.

Он сосредоточился до такой степени, что не сразу заметил гостей. Точнее, хозяев: в арке прохода стояли и молча смотрели на него капитан Игнази и полковник штурмовиков Септен. В тёмной глубине коридора маячил неприметный старик, который тоже встречал Половинкина с «Титана».

– И-здравствуйте, — осторожно сказал Коля, понимая, впрочем, что через маску его вряд ли услышат.

Иголочки в голове волками выли; тихо гудящая дуга выросла... даже больше тридцати сантиметров она выросла! — и Половинкин боялся спугнуть удачу.

Игнази стоял и растерянно смотрел на сидящего Половинкина. Капитан скользил взглядом по скрещённым сапогам, нарукавному знаку «щит и меч», чёрной маске и алому пламени дуги. Молчание затягивалось, и Коля почувствовал даже что-то вроде облегчения, когда иголочки завизжали совсем уж непристойными голосами.

Он машинально, привычно уже откинул от себя рукоятку; жало метнулось к груди капитана Игнази, на мгновение вспухло, теряя остроту цвета, и рассыпалось фонтаном искр.

– Владыка... Владыка ситх, — побелевшими губами прошептал отшатнувшийся капитан.

– Не-ет, — сказал Коля, снимая маску, — что Вы: я не настоящий ситх, я маску на стройке нашёл.

Игнази молчал; испарина выступила на его гладком лбу.
– Не надо, — сказал Коля, желая загладить межпланетный инцидент. — Теперь... теперь не надо бояться человека со сварочным аппаратом. Потому что он, то есть я, защищаю трудящихся. И буду беспощаден в подавлении господства эксплоататоров. Обязательно буду!

Крупная капля пота собралась на переносице капитана.

– Я же НКВДшник, — сказал Коля. — Нормальным людям нас бояться нечего. И народ это чувствует, прекрасно чувствует. Это раньше так было, что рабочие и крестьяне ещё «робели», ещё не освоились с тем, что они теперь господствующий класс. Этих качеств в миллионах и миллионах людей, всю жизнь вынужденных голодом и нуждой работать из-под палки, не мог создать переворот сразу. То есть не переворот, а Великая Октябрьская Социалистическая Революция, ну, Вы знаете, конечно. Капля медленно ползла вниз, по носу.

– Но вот в том-то и сила, в том-то и жизненность, в том-то и необходимость Октябрьской революции, что она будит эти качества, ломает старые препоны, рвёт обветшалые путы, выводит трудящихся на дорогу самостоятельного творчества новой жизни. Пример Советской республики будет стоять перед всем миром на долгое время. Наша социалистическая Республика Советов будет стоять прочно, как факел международного социализма. Революция — она дала нашему народу силу, понимаете? Всему народу дала силу.

Капля жирно зависла на самом кончике носа.

– Там — драка, война, кровопролитие, жертвы миллионов людей, эксплоатация капитала. Здесь, — Половинкин широко развёл руками, — настоящая политика мира и социалистическая Республика Советов. Навсегда. Игнази молчал так мертвенно, что Коля даже слегка занервничал. Нет, ему, конечно, было приятно напугать заносчивого «марсианина», но в то же время стыдно: союзник всё-таки, надо быть выше мелких личных неприязней. А то, прямо скажем, сорвётся плазма — и кирдык вашему капитану. Капля сорвалась.