Наш человек в Гаване
Шрифт:
– Я не позволю над собой измываться, – встревоженно заявил сосед.
Доктор Гассельбахер выпил виски, положил на стойку доллар и поднялся – пошатываясь, но сохраняя достоинство.
– Вы мне будете благодарны, – сказал он. – Ну, что бы нам придумать? Доверьтесь мне и мистеру Уормолду. Художник, поэт, а может, вы предпочитаете жизнь искателя приключений, контрабанду оружием, шпионаж? – С порога он отвесил поклон возмущенной тени. – Простите меня великодушно за торговлю недвижимостью.
Голос прозвучал нервно, в нем слышалась
– Он либо пьян, либо тронутый.
Но «парашютисты» продолжали молчать.
Уормолд сказал:
– Ну, я с вами попрощаюсь, Гассельбахер. Я и так опоздал.
– Считаю своим долгом проводить вас, мистер Уормолд, и объяснить, что это я вас задержал. Не сомневаюсь, что, когда я расскажу вашему Другу, как мне повезло, он нас простит.
– Не нужно. Уверяю вас, это лишнее, – сказал Уормолд.
Он знал, что Готорн сделает из этого свои выводы. Даже разумный Готорн, если бы таковой существовал в природе, был бедствием, ну а Готорн, страдающий подозрительностью... у Уормолда холодела спина от одной этой мысли.
Он направился к лифту; доктор Гассельбахер плелся за ним. Не обратив внимания на красную сигнальную лампочку и предупреждение «Осторожно! Ступеньки», доктор Гассельбахер споткнулся.
– О, господи, – сказал он, – у меня подвернулась нога!
– Идите домой, Гассельбахер, – взмолился Уормолд с отчаянием.
Он вошел в кабину лифта, но доктор Гассельбахер с неожиданной ловкостью вскочил туда вслед за ним. Он сказал:
– Деньги исцеляют любую боль. Я давно уже не проводил так хорошо вечер.
– Шестой этаж, – сказал Уормолд. – Мне надо остаться одному, Гассельбахер.
– Зачем? Извините. У меня икота.
– Я иду на свидание, Гассельбахер.
– Красивая женщина, мистер Уормолд? Я поделюсь с вами выигрышем, чтобы вам было легче совершать безумства.
– Да нет, это совсем не женщина. Деловое свидание, только и всего.
– Секретное дело?
– Я же вам говорил.
– Какие могут быть секреты у пылесосов, мистер Уормолд?
– Новое агентство, – сказал Уормолд.
Лифтер объявил:
– Шестой этаж.
Уормолд шел на корпус впереди, и голова его работала более ясно, чем у Гассельбахера. Комнаты были расположены, как тюремные камеры, по всем четырем сторонам квадратной галереи; внизу, в бельэтаже, как светящиеся знаки на мостовой, блестели две лысины. Он заковылял к тому углу галереи, куда выходила лестница. и доктор Гассельбахер заковылял вслед за ним, но Уормолд был куда более опытный хромой.
– Мистер Уормолд, – кричал ему Гассельбахер, – мистер Уормолд, я с радостью помещу сто тысяч из моего выигрыша...
Уормолд спустился уже на последнюю ступеньку, когда Гассельбахер только подошел к лестнице; пятьсот десятая комната была близко. Он повернул ключ. Маленькая настольная лампа освещала пустую гостиную. Уормолд тихонько притворил дверь – доктор Гассельбахер еще не успел спуститься. Уормолд приложил ухо
Дверь в спальню была закрыта, и он направился было к ней. Но потом остановился. Не буди спящего пса! Если я нужен Готорну, пусть Готорн отыщет меня сам. Однако любопытство заставило его осмотреть комнату.
На письменном столе лежали две книги: два одинаковых экземпляра «Шекспира для детей» Лэма. На листке блокнота, – может быть, Готорн делал заметки для предстоящей встречи, – было написано: «1.Оклад. 2.Расходы. 3.Связь. 4.Чарльз Лэм. 5.Чернила». Он собирался открыть книгу, но чей-то голос сказал:
– Руки вверх! Arriba los manos!
– Las manos, – поправил Уормолд. Он с облегчением увидел, что это Готорн.
– Ах, это вы, – сказал Готорн.
– Я немножко запоздал. Извините. Мы гуляли с Гассельбахером.
На Готорне была лиловая шелковая пижама с монограммой на кармане. Вид у него был королевский. Он сказал:
– Я уснул, а потом услышал, что кто-то здесь ходит. – Можно было подумать, что его поймали врасплох и он забыл о своем жаргоне, не успел им прикрыться, хоть и надел пижаму. Он спросил: – Вы трогали Лэма?
Слова звучали, как укор, – он напоминал проповедника из Армии спасения.
– Извините. Я просто хотел посмотреть.
– Ничего. Это показывает, что инстинкт у вас верный.
– Вы, видно, любите эту книгу.
– Один экземпляр для вас.
– Но я ее читал, – сказал Уормолд, – много лет назад, и я не люблю Лэма.
– Она не для чтения. Неужели вы не слышали о книжном шифре?
– Сказать по правде, нет.
– Сейчас покажу вам, как это делается. Один экземпляр остается у меня. Сносясь со мной, вам надлежит только указать страницу и строку, с которой вы начинаете шифровку. Конечно, этот шифр не так трудно разгадать, как механический, но и он заставит попотеть всяких там Гассельбахеров.
– Я бы вас очень просил выкинуть доктора Гассельбахера из головы!
– Когда мы как следует организуем вашу контору и обеспечим надлежащую конспирацию – сейф с секретом, радиопередатчик, обученный персонал, – словом, приведем в порядок все ваше хозяйство, тогда мы, конечно, сможем отказаться от этого примитивного кода, однако только опытный криптолог может разгадать такой шифр, не зная названия книги и когда она издана.
– А почему вы выбрали Лэма?
– Это единственная книга, которую я нашел в двух экземплярах, не считая «Хижины дяди Тома». Я очень торопился и должен был что-нибудь купить в Кингстоне до отъезда. Да, там была еще одна книжка под названием «Зажженная лампа. Руководство для вечерней молитвы». Но мне казалось, что она будет выглядеть как-то неестественно у вас на полке, если вы человек неверующий.