Наш друг Димка
Шрифт:
– 55 -
…Вот уж мы бы тогда точно отвернули голову ему, – мечтательно
сказал он.
– Кому? – почти одновременно спросили мы с Вовкой.
– Как кому? Новому году! …Чтоб ему, – недоуменно посмотрел
на нас Димка.
Димка и Чухпелек
Утром… какое, к черту, утром?.. Ночью позвонил Димка.
– Слушай, ты, смотрю, не спишь. Я зайду? Я около подъезда.
– Открыл, – сказал я и пошел к двери.
– Война? –
два старых пятака.
– Какая? – он стал раздеваться. Я почувствовал запах. Свежий.
Я махнул рукой и пошел на кухню.
– Ты это… если спать хочешь, я один посижу, – Димка был
похож на идиота, только сгорбившегося.
Я пошел в комнату что-нибудь надеть.
– Ты дома-то был? – спросил я его, зайдя на кухню.
– Так я из дома. Мои все с утра разбежались на работу, а я сразу
к тебе, – он заговорщицки понизил голос.
– Говори громко – моих тоже нет. «Сразу…» А врезал когда?
– Это ещё ночью.
…Перепугал всех. Моя следом зашла, а я с бутылкой. «Идиот
старый, – только и сказала, – отморозил ум-то вчера!»
Я-то вчера в прорубь ходил. Холодная вода-то. Свистят, что
тепло. Вода как вода, холодная только. Пришел, «согрелся» и
спать лег. А потом… – Димка опять сделал глаза пятаками.
– Встал, врезал, напугал своих и пошел меня будить, –
продолжил я, вставая и беря чайник.
– Спал я. Понял? Спал. А может, и не спал. Был я у Чухпелека.
Вот! – он ждал моей реакции.
– Белая горячка! – сказал я.
…Чухпелек был шаман, который жил в тайге. Мы иногда
бывали у него, но последний раз были года два назад.
– К нему сейчас и не проехать, – почему-то сказал я.
– 56 -
– А я на БТРе был, – Димка смотрел на меня, и я все больше
убеждался, что у него, пусть не «белочка», но что-то в этом роде.
– Рассказывай, – я стал пить кофе.
– А это?.. Может?.. – он вопросительно смотрел на меня.
– Давай! Крещенье!.. Д-а-а!.. Семь утра, ведь!..
Мы когда последний раз пить начинали в семь утра? – спросил
я его.
– Это как считать? Если «когда продолжали», то недавно.
Осенью, – он повеселел.
Я что было вытащил на стол.
– Одной в желудке неуютно, двоим к утру там будет … – начал
Димка.
– К завтрашнему?.. – съязвил я, – это же вторая сегодня.
– Третья. Те две несчитово, – Димка повеселел.
– Ну и… – я ждал.
– Ну. Пришел домой. Рюмку. Поел. Рассказал своим, как было.
Крестик снял, повесил на трельяж – и спать. И сразу провалился.
…И вроде как сразу захожу я к нему в избушку, а он сидит
столом. А перед ним сковорода чугунная стоит с водой, а за ней
две свечки. И он руки так ладонями в воду опускает, а потом ко
лбу их прикладывает. Не поворачивается и говорит: «Слышу,
собаки молчат, – кто-то из своих. Научил тебя мимо собак ходить –
не забыл, значит. Это как на велосипеде кататься».
И понимаю я, что это он тебе говорит. А я – не я, а ты. Понял?
Я смотрел на Димку. Просто сидел и смотрел, стараясь
вспомнить, – а что же мне снилось. Мне не снилось ничего.
«Ты, – говорит, – пока не разделся, принеси-ка мне снега с
крыльца. Только не смотри, откуда берешь. Просто зацепи – и
все».
Вышел я на крыльцо, собак нет, с перил зацепил снега. Зашел.
«Клади», – говорит, а сам руки от лба не отнимает.
«Кипит ум, – говорит, – а ум кипит, когда его мало, или
сковородка сильно горячая. Как масло на ней. Добавлять надо.
Снять сковородку – не получится. Все равно кипеть будет».
И опять руки ладонями в воду и ко лбу. В воду и ко лбу.
«Вода, – говорит, – мозг Земли, сам знаешь. Эо вроде он как
тебе говорит, – она людей породила, и людям больше просить
помощи не у кого».
А я сразу про прорубь вспомнил. Там батюшка тоже что-то
такое говорил. Про воду.
– 57 -
– Гадаешь? – я его спрашиваю и так на свечи кивком
показываю.
– Нет, – говорит, – струну настраиваю.
– Какую? – говорю.
– А, – говорит, – через человека струна проходит от земли к
солнцу. Через позвоночник. Вот её и настраиваю. Вот только, –
говорит, – Луна как смычок мешает. Туда-сюда. Туда-сюда ходит.
– Так луны-то, – говорю, – нет. Ехал, – говорю, – к тебе –
темнота в тайге-то.
– Нет, – говорит, – просто её не видно тебе. Двадцать шестой
день сегодня. Жаба – тотем мой. Болото. Опасный день, по
вашему, и для меня – тоже.
Сил с годами меньше, а отдавать больше приходится. Вот и
приходится «струну» подстраивать.
– А свечки? – я его опять спрашиваю.
– По пламени строю, – говорит. – На слух уже сложно стало.
Шею, – говорит, – вроде настроил. Все семь, – говорит, – частот,
для каждого позвонка вывел, вроде легче стало.
Шея – это почти самое главное. А семь тонов – что у человека,
что у воробья, что у жирафа.
– А что, – говорю, – главнее-то?
– Копчик. Корень это, – говорит, – с землёй связь. Через него
сила Земли входит. Как, – говорит, – устанешь, так сразу же в