Наша фантастика, №3, 2001
Шрифт:
За его спиной капитан, срывая голос, пытался восстановить порядок. Потом раздался щелчок, и между лопаток солдату ударила холодная струйка: капитанский пистолет оказался водяным. Солдат даже не повернул головы.
Лейтенант невесело усмехнулся:
— Вот герой, даже из этого пытается стрелять. Все мы немножко такие. И ты. И я… А ты говоришь — войне конец.
— А… — Солдат махнул рукой. — Вернусь — у своего Малыша все военные игрушки повыкидываю.
Лейтенант улыбнулся еще грустнее:
— Думаешь, это решит проблему?
— Ох, не каркай, салажонок!
В глубине души солдата мохнатым пауком шевельнулся беспричинный страх за сына, за Малыша. Как он там, что сейчас делает?.. Но он тут же забыл об этом, потому что от чужих окопов к ним уже шел человек в чужой форме, и при каждом шаге у него за спиной прыгал автомат — легко, как может подпрыгивать только игрушечное оружие…
Малыш занимался примерно тем же, что и его отец, — стрелял очередями. На конце дула пульсировал красный огонек лампочки, и что-то, питающееся от батарейки, синхронно изображало треск, но Малыш на всякий случай еще и кричал «тра-та-та-та!», и так же кричал Рыжик, с которым он перестреливался, хотя у Рыжика был револьвер. Воспитательницы, выведя старшую группу в парк, считали свой долг выполненным и щебетали в сторонке о своих взрослых делах.
Внезапно звук трещотки изменился и автомат рвануло к земле так, что он едва не выпал у Малыша из рук. Одновременно из дощатой крыши домика в детском городке, за которым прятался Рыжик, полетели щепки.
Малыш круглыми глазами смотрел на то, что теперь висело у него на груди. Из пластикового оно стало металлическим, у затвора поблескивала смазка.
Настоящий.
Вот это да!
Ребята сдохнут от зависти.
Рассматривая обновленную игрушку, Малыш не замечал, что пятилетний карапуз слева от него с изумлением уставился на возникшую у него в руках двустволку. Сосед справа тоже обалдело притих, отягощенный патронташем и поясом с двумя кольтами.
— Бах, бах! Тра-та-та-та-та! — вдруг закричал Рыжик, выскочив из-за угла и поднимая перед собой огромный вороненый пистолет. Рукоятку он сжимал обеими руками, как супермены в фильмах, и то удерживал с трудом.
Малыш направил на него автомат, удивляясь его возросшему весу, но, опережая свое удивление, нажал на спуск одновременно с Рыжиком.
По всей детской площадке, по всему парку, по всем паркам разом захлопали выстрелы.
Любовь и Евгений Лукины
ТЫ И НИКТО ДРУГОЙ
Монтировщики посмотрели, как уходит по коридору Андрей, и понимающе переглянулись.
— Она ему, наверное, сказала: бросишь пить — вернусь, — поделился догадкой Вася-Миша.
— Слушай, — встрепенулся Виталик, — а что это он в театре ночует? Она ж квартиру еще не отсудила.
— Отсу-у-дит, — уверенно отозвался два года
Андрею показалось, что левая фурка просматривается из зала, и он толчком ноги загнал ее поглубже за кулисы. Низкий дощатый помост, несущий на себе кусок дачной местности, отъехал на метр; шатнулся на нем тополек с листьями из клеенки, закивало гнутой спинкой кресло-качалка.
До начала вечернего спектакля оставалось около трех часов. Андрей вышел на середину сцены, присел на край письменного стола и стал слушать, как пустеет театр. Некоторое время по коридорам бродили голоса, потом все стихло. Убедившись, что остался один, Андрей поднялся, и тут его негромко окликнули.
Вздрогнул, обернулся с напряженной улыбкой.
Возле трапа, прислонясь плечом к порталу, стояла Лена Щабина. Красиво стояла. Видимо, все это время она, не меняя позы, терпеливо ждала, когда Андрей обратит на нее внимание. Тоскливо морщась, он глянул зачем-то вверх, на черные софиты, и снова устроился на краешке.
Лена смотрела на него долго. Уяснив, что со стола он теперь не слезет, оторвала плечо от портала и замедленной, немного развинченной походкой вышла на сцену. Обогнула Андрея, задумчиво провела пальчиком по кромке столешницы и лишь после этого повернулась к нему, слегка склонив голову к плечу и вздернув подбородок.
— Говорят, разводишься? — Негромкая, подчеркнуто безразличная фраза гулко отдалась в пустом зале.
Андрей мог поклясться, что уже сидел вот так посреди сцены, и подходила к нему Лена Щабина, и задавала именно этот вопрос.
— Ты-то тут при чем?..
— Хм… При чем… — задумчиво повторила она. — При чем? Словно подбирала вслух нужную интонацию. — При чем!.. — выговорила она в третий раз. — Так ведь я же разлучница! Змея подколодная. А ты разве еще не слышал? Оказывается, я разбила твою семью!
Голос Лены был чист, звонок и ядовит.
«Ну вот… — обреченно подумал Андрей, — Сейчас она за все со мной расквитается… За все, в чем был и не был виноват. Прямо обязанность какая-то — расквитаться за все. Главное, что она от этого выиграет? Зачем ей это надо?..»
— Ну и зачем мне это надо? — словно подхватив его мысль, продолжала тем временем Лена. — Почему я должна впутываться в чьи-то семейные дрязги? Твоя история уже дошла до директора, и вот посмотришь, он обязательно воспользуется случаем сделать мелкую гадость Михал Михалычу!..
— Михал Михалычу? — не понял Андрей, — Он что, тоже разлучник?
— Но я же его сторонница! — негодующе воскликнула она.
Тут только Андрей обратил внимание, что Лена ведет разговор почти отвернувшись. Обычно она стояла вполоборота или в три четверти к собеседнику, помня, что у нее тонкий овал лица. Сейчас она занимала самую невыгодную позицию — в профиль к Андрею. Внезапно его осенило: Лена Щабина стояла вполоборота к пустому зрительному залу.