Наша игра

Ле Карре Джон

В клубах не спят. Вы вдыхаете запах мужского пота и капусты, вы слушаете сопение товарищей по клубу, и вы вспоминаете школу.

Вечер дня Матча Шестерок, ежегодного праздника винчестерского футбола, игры настолько сложной, что всех ее правил не знают даже ветераны. Наш колледж победил. Если обойтись без ложной скромности, то победил я, потому что именно Крэнмер, капитан команды и герой матча, возглавил решающую сумасшедшую атаку. Теперь славная шестерка по традиции в библиотеке празднует победу, а новички стоят на столе и своими песнями и танцами ублажают триумфаторов.

Некоторые из новичков плохо поют, и для улучшения их голосов приходится швырять в них книгами. Другие поют слишком хорошо, и для приведения их к норме приходится бросать в них насмешки и куски хлеба. А один новичок совсем отказался петь и в свое время должен быть выпорот: это Петтифер.

– Почему ты не пел? – спрашиваю я его позже, вечером, когда он прижат лицом к тому же столу.

– Это против моей религии. Я еврей.

– Неправда, ты не еврей. Твой отец священник.

– А я сменил веру.

– Даю тебе последний шанс, – вызывающе говорю я. – Как иначе называется винчестерский футбол?

Это подарок, это самый простой вопрос из жаргона колледжа, который я только могу придумать.

– Травля евреев, – отвечает он.

У меня нет другого выбора, как выпороть его, а ему стоило только ответить: Наша Игра.

Глава 8

Окошко слишком мало, чтобы из него можно было выпрыгнуть, и слишком высоко от земли, чтобы в него можно было увидеть что-нибудь, кроме оранжевых верхушек портовых кранов и набухших дождем бристольских облаков. В комнате три стула, они, как и стол, привинчены к полу. На стене зеркало, как я полагаю, полупрозрачное. Воздух застоявшийся, нечистый и отдающий пивом. Перечисляющий мне мои права насмешливый голос тонет в шуме улицы пятью этажами ниже.

Брайант сидит за одним концом стола, я за другим, а Лак без пиджака посередине. С правой стороны от Лака на полу стоит открытый портфель из коричневого кожезаменителя. В его отделениях я углядел четыре прямоугольных пакета разных размеров, каждый из которых завернут в черный пластик и снабжен ярлыком. На ярлыках надписи красными чернилами вроде «ЛП вд 27», которую я перевожу как «вещцок № 27 дела Лоуренса Петтифера». Ничего удивительного, что в моем заторможенном состоянии ума меня больше занимает не № 27, а остальные двадцать шесть, а если уж 27, то почему в портфеле их четыре?

Никакой преамбулы. Никаких извинений за то, что в послеобеденное субботнее время мне пришлось тащиться в Бристоль. Локоть Брайанта уперт в стол, а в сжатом кулаке подбородок, словно Брайант держит себя за бороду. Лак выуживает из портфеля транзисторный магнитофон и бросает его на стол.

– Не возражаете?

Не дожидаясь ни моих возражений, ни моего согласия, он нажимает пусковую кнопку, трижды щелкает пальцами, останавливает ленту и отматывает ее назад. Мы прослушиваем щелканье пальцев Лака еще трижды. Со времени, когда я последний раз видел его, он обзавелся сыпью после бритья и мешками под маленькими глазками.

– Есть ли у вашего друга доктора Петтифера машина, мистер Крэнмер? – угрюмо спрашивает он. И кивает своей длинной головой на магнитофон: говорите этой штуке, а не мне.

– В Лондоне у Петтифера была целая конюшня машин, – ответил я.

– В основном, правда, чужих.

– Чьих?

– Я

никогда не спрашивал его об этом. Я не в курсе круга его знакомств.

– А в Бате?

– Не имею никакого представления, как он решал в Бате свои транспортные проблемы.

– Я туповат и буквален. Я гораздо старше, чем неделю назад.

– Когда вы в последний раз видели его в машине? – спросил Лак.

– Боюсь, что без посторонней помощи я не смог бы ответить на этот вопрод.

Брайант обрел новую улыбку. В ней было что-то победное.

– О, мы готовы прийти вам на помощь, если вы этого желаете, мистер Крэнмер, сэр. Ведь мы готовы, Оливер?

– Как я понимаю, вы вызвали меня сюда за тем, чтобы опознать некоторые вещи? – спросил я.

– Вызвали, – согласился Брайант.

– В таком случае, если речь идет о его машине, то, боюсь, очень маловероятно, что я смогу помочь вам.

– Вы когда-нибудь видели его в зеленой или черной «тойоте» выпуска примерно 1990 года? – спросил Лак.

– Я не эксперт по японским машинам.

– Мистер-Крэнмер-сэр не эксперт ни в чем, – объяснил Брайант Лаку. – Он ничего не знает, сержант. Об этом можно судить по тем большим иностранным книжкам, которыми набит его особняк.

Лак достал из портфеля и протянул мне захватанный полицейский справочник моделей машин. Листая его страницы, я добрался до снимка голубой «тойоты-карины» 1989 года с черными молдингами, похожей на ту, на которой Ларри в свой абсолютно последний раз приезжал на воскресенье в Ханибрук. Лак видит его тоже.

– Как насчет вот этой? – спрашивает он, придерживая страницу своим костлявым пальцем.

– Боюсь, что мне она ничего не напоминает.

– Вы хотите сказать?..

– Я хочу сказать, что не могу припомнить, что он ездил в такой машине.

– Тогда почему мистер Гагати, ваш местный почтальон, припоминает, что видел, как черная или зеленая «тойота» с водителем, описание которого отвечает описанию Петтифера, въезжала на ведущую к вашему дому дорожку в тот самый момент, когда он выходил из деревенской церкви очень жарким воскресеньем, как он полагает, в июле?

Мне становится не по себе от мысли, что они допрашивали Джона Гагати.

– У меня нет никаких соображений, почему он мог вспомнить или не вспомнить подобную вещь. А поскольку въезд на мою дорожку не виден от церкви, я склонен сомневаться, что он это видел.

– «Тойота» проехала мимо церкви в вашу сторону, – возразил Лак.

– Она въехала на участок дороги, не видимый из церкви, и не появилась на его другом конце. Единственный съезд с дороги в этом месте ведет к вашему дому.

– Мистер Гаппи мог не заметить, как она выезжала, – ответил я. – Она могла остановиться на обочине.

Брайант продолжал смотреть на меня, а Лак снова полез в свой портфель, извлек один из пакетов и из него – банковскую книжку в пластиковой обложке лондонского банка Ларри. В свое время я держал в руках сотни их, каждый раз ломая голову над тем, что же происходит с деньгами Ларри, кому он их дает и какие чеки он забывает оплатить.

– Дарил ли вам Петтифер когда-нибудь наличность? – спросил Лак.