Наша навсегда
Шрифт:
Говорят, что в родном городе тебе легче дышать, он сам помогает, поддерживает… Малая родина, чтоб ее…
Не мой вариант.
Мне тут тяжело. Травит меня этот воздух.
— Не понял… — бормочет таксист, и я выныриваю из своих мыслей, непонимающе смотрю на него.
— Полиция… — кивает он на блики позади, на дороге. — Мне, что ли?
Я поворачиваюсь, смотрю назад.
И обмираю от волнения: нас преследует знакомая красная машина… И у нее на крыше — мигалка. Работающая.
А следом, огромной черной горой, нагоняет
Смотрю на водителя с мольбой:
— Пожалуйста! Не останавливайтесь!
— Блядь! — мужик верно оценивает ситуацию, сводит логические концы и матерится злобно, — это за тобой, что ли? Нахуй ты ко мне села? Кто там? Полиция… И, блядь, номера бригады Камня! Ты — ебанутая? Меня сейчас в асфальт закопают!
Красная машина Лиса ровняется с такси, открывается окно с пассажирской стороны, и Лис указывает водителю на обочину.
Пистолетом.
В то же мгновение нас обгоняет черная громада внедорожника, и я лечу головой вперед к лобовому, потому что таксисту, насмерть перепуганному происходящим, приходится резко тормозить из-за внезапно остановившегося перед самым капотом здоровенного хаммера.
Выставляю перед собой руки, пытаясь уберечь голову, но все равно бьюсь обо что-то, и свет в здании вырубает.
Пожалуй, это хорошее решение вопроса…
5
Как хорошо было бы просто отключиться надолго, улететь из этого мира, оставив на совести окружающих все принятие решений. Слабость, да. Но боже, почему не даешь мне такие малости?
Почему мое забвение длится всего пару секунд?
А затем я прихожу в себя, правда, перед глазами по-прежнему темно, голова раскалывается, а во рту солоно. Так бывает, когда по лицу бьют, и зубы распарывают щеку изнутри.
Может, именно эта незначительная боль и привела меня, в итоге, в чувство.
По крайней мере, я слышу все, что вокруг делается. И ощущаю все, что делают со мной.
— Вышел, бля! — рычание Камня, жуткое и взволнованное.
— Я ничего… Мужики, мужики, я ее просто вез… — удаляющийся испуганный голос таксиста.
Трус какой…
Но даже пожалеть себя, дурочку, постоянно попадающую не на тех мужиков, не получается, потому что меня тянут с другой стороны, не с той, откуда рычание Камня доносится.
Мягко, ласково тянут, и я невольно вдыхаю сильнее запах того, в чьих руках оказалась.
И голову кружит все сильнее, а боль отступает, потому что запах этот, знакомый, возбуждающий, намертво ассоциируется у меня с защитой.
Это совсем не так, как выяснилось уже давным-давно, но мозг почему-то помнит свою эйфорию от этих терпких свежих нот, и в кровь вбрасывает пузырьки предвкушения удовольствия.
— Малышка, малышка… — взволнованный шепот в висок, мягкое долгое прикосновение твердых губ к скуле… О, бо-о-оже…
— Лис, сучара!
Запах
— Лапы! — а вот и шепот взволнованный меняется на жесткий металл, — пошел нахуй! Чуть не убил ее, сука!
— Да ты!.. — задыхается яростью и бессильной виной рокот Камня, — да я же!..
— Козлина, как был, так и остался!
Меня несут, прижимают все сильнее и сильнее, и жесткость твердых ладоней становится обжигающе болезненной.
Кажется, Лис не до конца осознает, что делает, почему так сильно прижимает. Или это просто у меня в его руках мощное дежавю случается? Или паническая атака? Знаю же, что ничего хорошего не будет со мной в этих руках, вот и реагирует тело.
Хочется выбраться, спастись. Вот такое атавистическое желание жить…
Но сил нет.
Даже, если бы были, то куда мне против него?
— Лис! — полный бессильного горя голос не отстает, а я малодушно радуюсь, что у них хотя бы хватает мозгов не вырывать мое беспомощное тело друг у друга… Господи, кажется, зря я решила, что тогда, пять лет назад, все спектры эмоций с ними испытала… Такого треша точно не было!
Опять меня удивляют новизной ощущений, сволочи!
— Нахуй — это туда! — Лис категоричен.
— У меня машина больше! Ей удобней будет! Воздуха больше!
— А у меня мигалка!
— Да ты думаешь, меня кто-то тормознет на дороге???
Лис замирает на мгновение, словно оценивая слова Камня. А затем резко разворачивается и бежит.
— Нахуй из тачки! — слышу рычание Камня.
Хлопают дверцы машины, меня аккуратно кладут на мягкое сиденье, открываю глаза и вижу в полумраке салона взволнованное лицо склонившегося надо мной Лиса:
— Малыш… Малышка моя… Ты как? Сильно больно? Вот сучара, а…
Меня тошнит, хватаюсь за его плечи и пытаюсь сесть. И одновременно оттолкнуть от себя.
Душно слишком! Слишком!
— Не-не, нельзя, нельзя! — пытается противостоять Лис моему желанию сесть, но я неожиданно толкаю его сильней, сажусь прямо и откидываюсь на спинку, отворачиваясь и закрывая глаза.
— Вася! Ты как? — голос Камня с другой стороны заставляет испуганно вздрогнуть и открыть глаза.
Смотрю на него, такого близкого, такого большого.
Он опирается здоровенными кулачищами о сиденье, тянется ко мне ладонью.
Вяло уворачиваюсь.
— Не трогай ее, сука, — тут же реагирует Лис, — видишь, не хочет.
— Надо понять, чего делать… — бубнит Камень, но ладонь убирает, бессильно снова упирая ее в сиденье.
— Ты уже все сделал! — злится Лис, — погнали в больницу обратно!
— Не надо в больницу… — оживаю я, беспокойно оглядываясь в поисках выхода из ситуации.
Надо смыться от них, наконец!
Сколько можно уже?