Наша Няша
Шрифт:
– Через пару часов. А что?
– А то, что быстро убираемся, – чётко и громко приказала Маняша бабулиным голосом. – Детям в такой духотище и грязище делать нечего. Немедленно открой шторы и окна! И дай мне какую-нибудь футболку.
– Зачем? – обалдел вконец растерявшийся парень.
– В этом, – подняла она руки, тряхнув воланами, – полы мыть неудобно. Ну, чего встал?
– Иду, – внезапно оживился Мишка.
И протопал мимо неё в одну из комнат стандартной трёшки – почти такой же, как у них с бабулей. Она же первым делом посетила
Через полтора часа квартира была приведена в божеский вид. Мишка домывал полы, а Маняша строгала овощи для борща. Как ни странно, холодильник после похорон с поминками был забит до отказа. Наверно помогли – благодарно оценила она заботу неизвестных ей людей.
– Миш, ты что играешь? – тяготясь тишиной, нашла о чём спросить Маняша, помешивая в кастрюле. – У тебя там, в спальне капсула?
– Я не играю, – пропыхтел он, полоща в ведре тряпку. – Я работаю.
– В смысле? – не поняла она.
Ибо сроду не интересовалась компьютерными играми.
– Ну, зарабатываю в игре, – выпрямился он, пучась на неё, как на какую-то невидаль. – Ты что, не знаешь?
– Нет. А так можно? – вдруг заинтересовалась Маняша, для которой как раз сейчас эта тема приобрела актуальность.
Но летом с работой всегда не очень. А продавцом ей бабуля ни за что не позволит работать. И дело не в происхождении или воспитании – исключительно в куриных мозгах одной особы, которой ни за что нельзя доверять чужую собственность. Потому что означенная особа будет работать на одну лишь недостачу. Или вообще закончит жизнь за решёткой.
– Расскажешь? – попросила Маняша. – Когда сестрёнок накормим.
– А то! – искренно обрадовался Мишка.
У бедолаги, наконец-то, нашлась тема для разговора с приличной барышней. А то всё мякал да вякал.
Сестрёнки Кудыкины оказались просто обворожительными девчушками. Это старший братец у них орясина с лошадиным лицом. А мама была красивой – не могла не оценить Маняша, глядя на большое фото, сделанное, как полагается, для похорон. Но это стало не самым важным на сегодня открытием.
Оказалось, что именно Мишка купил своим женщинам новую просторную квартиру – прежде они ютились в одной комнате. Именно Мишка кормил всю семью: мама часто и подолгу болела. Этот в чём-то нелепый, иногда болезненно хвастливый парень был настоящим мужчиной. Что подняло его в глазах Маняши сразу и навсегда на почти недосягаемую высоту.
– Ты хорошая, – поделилась с ней своим мнением младшая Василиса.
Когда незнакомая тётя поставила перед ней кружку с шоколадным кексом трёхминуткой, приготовленным прямо в микроволновке. И политым сгущёнкой.
– Не знал, что ты хорошо готовишь, – очень серьёзно и уважительно признал Мишка, доев борщ. – Думал… – он осёкся и
– Избалованная пустышка? – помогла ему Маняша, оделив кексом и старшую Алису.
– Да нет, – поморщился он, неловко вылезая из-за стола.
– Ты прав, – невозмутимо признала она, погладив по голове молчаливую замкнутую Алису.
Всего-то год разницы, но эта девочка уже осознала кромешность своей потери. И вмиг повзрослела, приняв на свои плечи всю тяжесть сиротства.
– Трудно не стать избалованной, когда всё получаешь без труда, – задумчиво продолжила Маняша, пожав плечами.
– У тебя всё впереди, – прямо-таки по-стариковски предрёк Мишка, пуская воду. – Ты ж не знаешь, где тебя нахлобучит.
– Пока не знаю, – согласилась она. – Но дело поправимо: скоро узнаю.
Он почуял неладное и уставился на неё, продолжая машинально вошкать по тарелке вспененной губкой.
– Не забивай себе голову, – разозлилась на свой болтливый язык Маняша и нагнулась к Алисе: – Хочешь, порисуем?
– А ты умеешь? – тихо промямлила девочка, которая хотела лишь одного: чтобы вернулась мама.
– Умею. Хочешь, нарисую твой портрет?
Девочка подняла голову и посмотрела на неё чуть ожившими глазёнками:
– Хочу. А маму?
– Тебя и маму, – пообещала Маняша, покосившись на видневшееся в гостиной фото. – Вместе.
– А меня? Меня? – засуетилась Василиса, обиженно таращась.
– Всех вместе, – согласился художник, что иначе никак нельзя.
Несколько лет, проведённых в художественной студии, не сделали из неё художника: таланта, как не было, так и не прорезался. Но руки кое-чему научились. Портрет – перемежая его играми – рисовали до самого вечера. А когда девчушек уложили спать, Мишка всё-таки поднял отложенную тему:
– Что у тебя стряслось?
– Из дома ушла, – помешивая кашу, легко ответила Маняша.
Потому что её положение затруднительным не назвать даже с натяжкой. И грузить парня, у которого уж точно стряслось, не выйдет при всём желании. Однако он загрузился:
– Маш, я хорошо зарабатываю.
– И я буду, – попыталась отшутиться она.
– Ты не поняла, – хмурился он, сутулясь за обеденным столом и двигая туда-сюда рюмку с недопитой водкой. – Я реально круто зарабатываю.
– Нет, это ты не понял, – мягко возразила Маняша, дуя на прихваченную ложкой пробу. – У меня своя квартира. И бабуля. Нас не выгнали: мы сбежали. И у нас всё хорошо.
– Но, тебе ж нужна работа? – всё больше твердел голос мужчины, давно им ставшего и не умевшего жить иначе.
– Нужна. И я её найду. Всё, готово, – сняла она кастрюлю с плиты. – Когда остынет, уберёшь в холодильник. А утром разогреешь и…
– Так, – сухо оборвал он её на полуслове. – Сядь.
– Миш, мне пора, – напряглась Маняша.
Не из страха перед ним – она вдруг почуяла всем своим тёмным первородным женским нутром, что сейчас её жизнь перевернётся с ног на голову. Невероятно, но он это понял.