Наша Няша
Шрифт:
– Можно, Лисочка, – ласково улыбнулась бабуля. – Про любовь обязательно нужно говорить. Кстати, – одарила она внучку насмешливым взглядом. – Когда за этим столом покажется ещё один мужчина?
– У-у-у! – протянул осмелевший Мишка. – Там у них коррида. Оба слишком умные.
– Представляю себе, – иронично усмехнулась Анна Иоановна.
– Вряд ли, – усомнился Мишка, одарив подругу неожиданно ехидным взглядом. – На этот раз наша Няша переплюнула саму себя.
– Маняша не плюётся! – замахнулась на брата Васька. – Не груби!
– Ой, да замолчи ты! – вновь пихнула
– Нервничают, – не гладя на сестричек-лисичек, тихо обронила Маняша.
– Дай им время, – резонно заметила бабуля, ободряюще кивнув будущей хозяйке Мишкиного дома. – Главное, не идти на поводу у тех, кто пока лишён разумения. Мишель, я надеюсь, ты не совершишь эту глупость.
– Трудно, – смешно хмурясь, буркнул тот.
– Мы справимся, – светло и просто пообещала Айлана. – У меня пять братьев и сестёр. И все младшие.
– Тебе неописуемо повезло, – завистливо зыркнула Маняша на жениха.
– Да уж, больше, чем Туру, – добродушно огрызнулся тот. – Я не такой умный. Поэтому такой счастливый.
– Я не виновата, что возбуждаю в мужчинах желание меня прикончить. Но тоже буду счастливой, – пообещала она и попросила: – Айлана, покорми меня, пожалуйста. А то у меня теперь даже бабушки нет. Старших внуков безжалостно вышвыривают из списка забот, как только они теряют детскую привлекательность.
Они с Мишкой поднялись с места одновременно. И дружно засуетились у кухонного стола. Бабуля смотрела на них с задумчивой лаской человека, искренно желающего молодым всяческих душевных благ. И твёрдо уверенного, что за те блага придётся побороться. Как им с Николашей.
Едва Маняша расправилась с поданным ужином, Анна Иоановна вывалила на лишённую детской привлекательности внучку сюрприз:
– Поди к себе. Звонил Максим.
Мишка сдавленно хмыкнул. Удивлённый взгляд Маняши он демонстративно проигнорировал, заговорщицки переглянувшись с бабулей.
– Лобачевский любит Машу, – вновь обрадовала всех Васька.
Мишка перетащил сестрёнку к себе на колени и дурашливо затеребил.
– Максим предупредил, что позвонит, – продолжила бабуля, поддерживая кружку, в которой елозил носиком-пуговкой обстоятельный Эрэл. – И это случится уже через пять минут. Так что мы переживём твоё отсутствие на семейном ужине.
– Почему всё хорошее Мишке, а всё дурацкое мне? – проворчала под нос Маняша.
Ей страшно не хотелось уходить. Ещё меньше снова смотреть в глаза Макса.
– Потому что ты умная, – невпопад, но абсолютно точно резюмировала Алька.
– Устами младенца, – съехидничал Мишка.
Айлана же проводила новую родственницу сочувствующим взглядом.
Глава 24
Помещица и благодетельница
Звонок Лобачевского замузицировал с дивной точностью: секунда в секунду. Маняша упала в кресло перед компьютером и разрешила контакт.
– Ты пытаешься возбудить во мне ревность? – кивнув, перешёл он сразу
– Скорей уж ненависть, – пробурчала Маняша. – Только не решаюсь сделать это грубо и обидно.
– У тебя и не получится, – явно задирал её Лобачевский.
– А я попробую, – вдруг разозлилась Маняша. – Сегодня я призналась другому, что люблю его.
– И это правда? – неожиданно спокойно уточнил он.
– Правдивей некуда.
– А он отвечает тебе взаимностью?
– Ответит, – пообещала она, с трудом удерживаясь от гневных высказываний в адрес провокатора.
– Посмотрим, – туманно пообещал тот. – Спокойной ночи.
И отключился. Вот и пойми этих мужиков.
На этот раз она исполнила свою самую страшную клятву: сделала зарядку и вечером, и утром. По целому часу. С привлечением гантелей, купленных Мишкой по просьбе бабули. Плотно позавтракав на кухне с электричеством и водопроводом, средневековая помещица вернулась на свой остров с колодцами и масляными лампами.
На берегу рядом с очередной горой упакованного для продажи барахла стоял насмерть Бабай: его осаждал народ. Глава из последних сил держал марку: пучился и пыжился в тщетной надежде произвести впечатление особы, состоящей во властных структурах. Однако народу было плевать на его кривляния – народ требовал справедливости.
– Вот! – завидя хозяйку, развёл он картинно руками. – Хотят стать горожанами! – перевёл стрелки подневольный управленец на истинную устроительницу народной смуты.
Народ тут же перекинулся на новый объект домогательств. Чинно окружил землевладелицу и градостроительницу. И наперебой вываливал на её бедную головушку законные требования перевести их в статус горожан.
Каковой статус поселения открывал новые возможности: варить стекло, построить настоящую лечебницу, открыть базар – да, мало ли ещё чего? Главное: можно, наконец, построить причал. Пока простенький, но потом его можно прокачивать до полноценного порта. Если таковой кому-то занадобится в здешних тихих водах.
Маняша залезла в справку. И выяснила, что для перехода деревни в статус городка требуется не менее трёх сотен населения.
– И повышение уровней жилых домов до второго уровня! – громко прочитала она и упёрла руки в боки: – А у нас и первым-то уровнем не все обеспечены. Живёте в шалашах, а требуете, чтобы я вам ещё бездомных понавезла.
– Наша, ты это, – выступил вперёд единственный старик ухачу.
Смешной такой. Еле заметную у прочих сородичей зеленоватость кожи оттеняли белоснежные редкие пряди, свисавшие с острой макушки тремя жидкими прядками. Раньше он как-то не попадался на глаза. И Маняша привыкла к тому, что все мужики ухачу лысые. А на головах женщин что-то вроде поросли тонкого сероватого мха. А тут, поди ж ты: длинные волосы. То ли художники пошутили, то ли природный феномен.
– Ты, Наша, в сомнение себе не бери: мы отстроимся, – степенно вещал старый человек, которого хозяйка слушала с видимым почтением, вызывая народное одобрение. – Урожай-то нынче собирать не придётся. На огородах, опять же, возни никакой. Вот мы и строимся, будто ошалелые.