Наше дело — табак

Рясной Илья

– Наручники снимите!

– Ты же из особо опасных. Я не рискну, - усмехнулся Гринев, которому был по душе этот спектакль.

– Вы за все ответите, - как-то жалобно угрожал Сапковский, со стыдом ощущая, что выглядит сейчас не как "новый русский", опора режима, а как курица ощипанная. Да, быстро слетает внешний лоск.

К табачным разборкам, общению с бандитами, к войне, которую постоянно приходится вести для того, чтобы зарабатывать все больше денег, Сапковский постепенно привык. Но к милицейским фокусам привыкнуть невозможно. Тем более

с первых дней шального, разгульного, безумно прибыльного и бестолкового бизнеса, которым ему приходилось заниматься, его назойливо грызла мысль: вот однажды к нему придут и скажут: ты, парень, едешь в этом вагоне СВ не по своему билету, а по поддельному, и выкинут из роскошного купе несущегося вперед на всех парах поезда да еще оштрафуют по всем правилам. Самый большой кошмар, который мучил его, - это страх того, что шальная судьба, которая вынесла его наверх, однажды по своему капризу так же быстро обрушит его вниз. А падать сверху очень больно... Плут знал, что эта мысль точит не его одного. Только бесчувственным болванам без единой извилины в голове она не досаждала.

Гринев листал бумаги. Их накопилось множество, и работа с ними не доставляла заместителю начальника уголовного розыска никакого удовольствия. На некоторых документах он почерком, понятным только ему, ставил резолюции. Иногда шептал что-то себе под нос. Потом поднимал глаза на продолжающего расплываться и терять форму, как снег на сковороде, клиента.

Эта пытка ожиданием длилась уже полтора часа.

– Я требую адвоката, - ныл Сапковский.

– Адвоката нет. Могу палача предложить.

– Что?!
– взвизгнул табачный делец. Нервы у него наконец сдали окончательно.

– Вам, сволочам, не адвокаты нужны, а палачи, - доходчиво разъяснил свою жизненную позицию Гринев, - Потому что кровя из трудового народа вы все выпили, а плату достойную за это может с вас взыскать только палач. Вот так-то, Плут. Мне думается, смертную казнь ненадолго отменили.

– Это гестапо, да?
– взвыл Сапковский, вдруг почувствовавший, что еще немного и он просто разрыдается в голос. Или вцепится в этого пожилого, здоровенного служебного бульдога.

– Сейчас нет. Но во время войны действительно в этом здании находилось гестапо. И в этом кабинете сидел заместитель его начальника. Так что преемственность прослеживается, - усмехнулся Гринев.

Сапковский замолчал. Он сидел, ощущая, как волна дрожи прокатывает по телу и становится жарко. Очень жарко. Голова пошла кругом. Еще не хватало сейчас грохнуться в обморок.

– Здравствуйте, Казимир Германович, - сказал Ушаков, быстрым шагом заходя в кабинет.

Сапковский напряженно посмотрел на него и буркнул что-то нечленораздельное.

– Ну что?..
– Ушаков взял стул и уселся напротив задержанного. Рассказывать будем?

– Что рассказывать?

– А что, нечего рассказывать? Не поверю... Жду явку с повинной.

– Я ничего не делал!

– Да?
– усмехнулся начальник уголовного розыска- А кто Глушко заказал?

–

Я не заказывал Глушака! Я никого никогда не заказывал! Я бизнесмен.

– Торгаш ты, - поправил Гринев.

– Да, торгаш! И горжусь этим. Не будь торгашей, вы бы с голоду сдохли!

– Ну да, - кивнул Ушаков.
– А кто все же Глушака заказал?

– Я не знаю.

– Знаешь ведь. Плут. Все ты знаешь... Рассказывай. Ну, давай, не томи.

– Я правда не знаю!

– Кто?

– Я могу только предположить, - в отчаянии произнес Сапковский.

– Кто, я тебя спросил.

– Мог... Мог только...

– Ну.

– Только Арнольд.

– Почему?

– Больше некому. Через счета, которыми мы пользовались для наиболее деликатных случаев, прогнали те самые деньги...

– Деньги, которые собрал Сорока со всего города?

– Да... Глушак об этом узнал. Подумал почему-то сперва на меня. Вызвал на базар Арнольда. Тот давно понял, куда все идет. И понял, что Глушак не остановится, пока не раскопает все.

– И решил убрать Глушака? А заодно сам себя завалить? Способ самоубийства такой?
– иронично спрашивал Ушаков, внимательно разглядывая Плута.

– Ну, не знаю... Может, заказал кто-то из тех, с кем Арнольд угонял эти деньги. Не мог же один такое сделать. Тот решил и от Глушака избавиться.

– Резонно... Дай протокол допроса и ручку, - попросил Ушаков у своего заместителя.

Гринев полез в стол, раскопал скопившуюся в ящике груду бумаг, нашел бланк и протянул начальнику уголовного розыска вместе с чернильной ручкой.

Ушаков мелким почерком заполнил протокол, приписав "по поручению следователя прокуратуры г. Полесска".

– Прочитай, подпиши, - он протянул бумагу Сапковскому.

Тот пробежал глазами написанное. И воскликнул:

– Я не могу это подписать!

– Ты мне все это разве не говорил только что?

– Говорил. Но подписать не могу.

– А куда ты на хрен денешься, - жестко произне Ушаков.

Плут дрожащей рукой вывел: "С моих слов записано верно". Расписался.

– Отлично, - кивнул начальник уголовного розыска.
– Посидишь в пятом кабинете час - и свободен.

– Как?
– не понял Сапковский.

– Пока свободен...

Гринев озадаченно посмотрел на своего начальника.

– Так вы знали, что я невиновен, - произнес Сапковский.
– Тогда зачем все это?

– Что - это?

– Давление. Оскорбления. Со мной вот товарищ полковник обращался как с законченным преступником.

– А ты и есть законченный преступник, - сказал Ушаков и, не в силах сдержаться, выдал то, что накипело: - Вы все растащили, до чего ручки ваши загребущие дотянулись. Все изгадили. От вас исходят ядовитые миазмы. Где вы там подкуп, разборки, взятки. Там кровь льется... А что вы сделали с нашим городом, который раньше самым спокойным городом в Советском Союзе был! Во что превратили!.. Вы как болезнь, которую нужно глушить антибиотиками.