Наше послевоенное
Шрифт:
Потоком приходят дети, и только единицы остаются. Мне обидно играть со слабыми, которые всего неделю, как пришли, и иногда Миша устраивает мне праздник - дает ракетку получше, ставит на корт и сам играет со мной. Он стоит у сетки и отбивает мяч прямо ко мне. Через 15 минут такой игры я мокрая как мышь и красная как рак, а Миша только посмеивается. Иногда, когда девочкам из команды нет пары, меня ставят с одной из них, Мадленой или Ирой. Со Светой не ставят, у нее очень сильный удар и мне его не отбить, так считает Миша.
На кортах
– Здесь тебе не в школе, здесь я главная - так, в открытую, скажет мне Наташа.
Но я никогда не чувствовала себя в классе такой уж главной, во всяком случае, не стремилась к этому.
У Зои есть дружок. Зовут его Павлик. Он на год старше нас. Зоя гуляла с ним по улицам и, увидев издали мою маму, постаралась избежать встречи с ней.
Мама пришла домой очень недовольная:
– Почему твоя Зойка убежала от меня? Я не обратила бы внимания на нее и кавалера. Подумала бы, что просто знакомый и куда-то идут, если б она так не шмыгнула в подворотню.
Мама сочла своим долгом при встрече обо всем доложить Зоиной маме. К счастью, тетя Тая знала о Павлике, но все равно расстроилась и сказала:
– Лишь бы отец не узнал.
Павлик увлекался фотографией и много снимал Зою и меня. Сохранились наши фотокарточки в пионерском парке.
Еще он катал Зойку и, в качестве довеска меня, на лодке по озеру в Пионерском парке. Озеро то самое, которое я помню с детских лет, только пони сейчас не катает детей вокруг него, зато выдают напрокат лодки. Первый раз я очень опасливо садилась в эту неустойчивую лодку. Колебалась я так, как будто Павлик предлагал нам кругосветное путешествие на этом утлом суденышке, но потом мне понравилось, и мы стали кататься с Зоей вдвоем, а потом и втроем с Софой. Постепенно я научилась грести не хуже своих подруг. Это было нашим развлечением в хорошую погоду после дождя - корты мокрые, играть еще нельзя, а гулять уже можно.
Зоя старше на год, выглядит старше своих лет и красивая девочка. Ей в Грузии уже в ее 14 лет не дают проходу парни, все время пристают.
Где-то в конце 1961, начале 1962 года мы переехали в город на улицу Маркса, сняли две проходные комнаты на первом этаже маленького двухэтажного деревянного домика. Домик находился рядом с железнодорожным вокзалом во дворе большого пятиэтажного дома, и принадлежал немолодой чете аджарцев - Тебро и Сандро Барабадзе. Отсюда мне удобнее ходить и в школу и на тренировки. Наконец у меня отдельная от мамы постель, я сплю на диване, а она на кровати. Диван старый, пружины поют песни, но сон после тренировок у меня крепкий.
Театр в Батуми грузинский. Иногда приезжает Тбилисские труппы на гастроли, но это редко. Телевизоры в
Основное развлечение в свободное время, помимо прогулок по бульвару - это кино. Киноартисты - это кумиры молодежи, их фотографии принято собирать и хранить в альбомах. В нашем классе киноманка - Зоя Меликян. Она знает и помнит всех артистов, все фильмы и песни из фильмов.
В прокате появилась "Серенаду солнечной долины". Я посмотрела один раз, и успокоилась. Но Зойка тащит нас во второй раз, меня, Арутюнян и Чартилиди, сажает рядом с собой и требует, чтобы мы записывали слова песни, одна первую строчку, другая вторую и т.д. и ни в коем случае не перепутали строки. Песню поют по-английски, надо расслышать слова, которых не понимаешь, и которые заглушаются звуками инструментов и записать русскими буквами. Можно себе представить, что за белиберда получается. Зоя что-то записала, я только часть своей строчки и Софа тоже только часть. Зоя Меликян расстроена нашей нерасторопностью, но не сдается. Она сходит на фильм и в третий, и в четвертый раз и потом будет распевать эту песню на русском и английском языках.
А уж после фильма "Человек-амфибия" по всему нашему приморскому городу несется:
– Эй, моряк, ты слишком долго плавал...
В конце восьмого нас троих и еще недавно появившуюся в классе девочку, Ларису Дурандину, приняли в комсомол.
Сначала решили принять только Зою Арутюнян, она была старше на год, а нас с Софой как не доросших, не принимали. Мне казалось романтично быть комсомолкой и не носить надоевшие пионерские галстуки. Ребята часто снимали галстуки и прятали их в карман, а Верушка налетала на них коршуном с воплями, что они часть нашего, советского флага прячут и стыдятся.
– Сегодня ты снял галстук, а завтра изменишь Родине,- кричала она. Мне были смешны такие надуманные преувеличения, я улыбалась при этих ее словах, чем разъяряла ее еще больше. Я никак не могла поверить, что это говориться всерьез, ведь понятно, что мальчишки прячут галстуки, чтобы казаться взрослее. Демкина со своими заявлениями и наскоками кажется мне комичной, и я улыбаюсь. Придраться ко мне по поводу галстука нельзя, я не снимаю галстук, просто забываю снять его, выходя из школы; каждый день хочу снять и каждый день забываю. Но за свои улыбочки я еще поплачусь.
Наконец, удалось уговорить неприступных членов комитета комсомола, учеников старших классов и они разрешили вступать мне и Софе и заодно Ларисе, и дали устав, который я старательно учила.
При приеме 19 летний парень из 11 класса, толстый и вредный, спросил меня строго:
– А ты помогаешь маме по дому?
Я полчаса назад препиралась с бабушкой, не хотела идти за хлебом, и сейчас смутилась и молчала, не зная, как ответить.
– Так помогаешь или нет?
– повторил он вопрос.