Нашествие арабуру
Шрифт:
По лицу Кацири невозможно было ничего понять – боится он или нет, оно было только очень решительным, словно ему предстояло прыгнуть в котел с кипящей водой. Каждый раз у него такое лицо, отметил Бан, но ничего не сказал.
На берегу зловонного озера Кацири разделся и натерся густым, как воск, маслом. Зловонный запах смешался с запахом сосны и медвежьего жира и еще чего-то, что трудно было определить. Бан и мальчик давно привыкли к этой смеси запахов, и поэтому даже дома им казалось, что пахнет нечистотами. Тело у мальчика было очень мускулистым, будто состояло только из жил и мышц. Масло сделало его фигуру рельефной, как корни дерева, выпирающие
Мальчик привязал к груди камень, взял в рот бамбуковую трубку и безропотно вошел в нечистоты.
– Мелко… – сказал он, оглянувшись.
– Иди, иди… – лениво ответил Бан.
Вокруг мальчика стали всплывать огромные пузыри. Воздух стал еще зловоннее. Бан наблюдал, как мальчик все глубже и глубже входит в нечистоты. В самом глубоком месте жижа доходила до шеи. Мальчик пропал. Над поверхностью осталась торчать одна трубка.
Бан сел в позу лотоса и стал ждать. Припекало. Он сорвал лист лопуха и накрылся им. Мир стал зеленым и веселым, если бы не запахи. Но Бан терпел. Он умел терпеть. Такова была его профессия, и он обучал ею Кацири. Когда-то он и сам нырял в такие сточные воды, был здоровым и сильным. С тех пор прошло много лет и, оказывается, мир не изменился. Его профессия снова стала востребованной. Но теперь он сам нырять не мог. Задыхался.
Когда минула половина стражи и солнце присело над покосившимися крышами города, он бросил в воду камень. «Плюх!» – камень упал, как болото, без брызг. Разбежались только три ленивые волны. Однако ничего не произошло. Бан хмыкнул и бросил камень побольше. Снова ничего не произошло. Бан выругался, отшвырнул лист и в нетерпении заходил по берегу. Ему не хотелось лезть в нечистоты. Но делать было нечего. Он уже стал раздеваться, когда над жижей всплыли пузыри. И сразу появилась голова мальчика, похожая на панцирь черепахи. Слава Будде, облегченно вздохнул Бан и сел, он перед этим крикнул:
– Вылазь, негодник! Слышишь!
– Я уснул, я уснул, учитель! – оправдывался мальчишка, с трудом раздвигая перед собой зловонную жижу.
В воздухе распространилась такая вонь, что Бан едва сдержался, чтобы не отбежать в сторону. И хотя они специально не ели двое суток, желудок грозил исторгнуть все, что в нем еще оставалось.
– Я тебе усну в следующий раз! – разозлился он. – Я тебе усну. Чему я тебя учу? Забыл?
– Не забыл, учитель, – испугался мальчишка, выплевывая изо рта грязь. – Считать надо.
Глаз у него не было видно. Вместо глаз – одни белки.
– Ну так считай!
– Я больше не буду…
– Ладно, хорошо, – вдруг успокоился Бан. – Беги в реку, мойся, нам пора домой.
На воздухе черная грязь, которая покрывала Кацири, стала мгновенно сохнуть, и пока он добежал до реки, она уже отваливалась кусками, обнажая красную воспаленную кожу.
Выдержит или не выдержит? – спрашивал Бан. Выдержит. Недаром я его учу. Завтра просидит в озере целую стражу. И почему-то вспомнил сегодняшний бой в харчевне. Что-то ему подсказывало, что этот бой будет иметь в его жизни особое значение. Он привык к подобным совпадениям. Из них состояла вся жизнь. Там увидим, вздохнул он, поднялся и надел на голову корзину. Кацири уже бежал к нему от реки.
– Натрись, и пойдем! – скомандовал Бан.
На этот раз Кацири использовал легкое облепиховое масло и сразу заблестел, как бронзовая китайская статуэтка. Потом он оделся, и они так же спокойно и размеренно пошли в сторону города. Лицо мальчика было решительным и удовлетворенным, как после честно проделанной работы. И душа у него
Глава 4
Пленение и побег
Натабура и не думал выслеживать песиголовца. Да вышло само собой. Нехорошо вышло – глупо и не так, как хотелось. После этого он себя еще долго корил за доверчивость и близорукость.
К вечеру Натабура обнаружил, что они заблудились: солнце светило не слева, как было положено, а справа, что противоречило всякой логике. Неудивительно, что они с Афра почувствовали себя неуверенно, остановились и стали соображать, что же все-таки произошло, но так ни к чему конкретному не пришли. До этого все в мире было правильно – и шли они правильно – туда, куда надо, и думали правильно, боясь сглазить удачу, а потом, в один миг все перевернулось, будто стороны света поменялись местами. Неужели и так бывает? – с ужасом думал Натабура. Но я нигде, никогда, ни в одной из самых умных книг ни о чем подобном не читал. Его охватило отчаяние. Он не знал, что делать – идти дальше или вернуться назад.
Вдруг они услышали шорох: совсем рядом треснула ветка, раздались тяжелые шаги, и Натабура положил руку на морду Афра, чтобы он не рычал, а сам беззвучно выхватил кусанаги. Но и тот, кто двигался бесшумнее хонки, тоже их услышал, потому что замер, и звуки прекратились. Границу хвойного леса определяли густые кусты с ядовитыми красными ягодами. Кто-то прятался там, за ними. Прятался и выжидал, быть может, даже готовился к прыжку, чтобы напасть.
Натабура присел рядом с Афра, чтобы стать незаметнее. Они сидели так пару кокой, вслушиваясь в лесные звуки: скрипели стволы гёдзя, налетал порывами ветер, щебетали птицы. И наконец они услышали – как кто-то медленно-медленно, шаг за шагом удаляется, старясь как можно меньше шуметь, да выдавал шелест жесткой трава, которая едва слышно стегала уходящего по ногам: «Жих-жих, жих-жих…» Натабура сразу понял, что это песиголовец, потому что передними лапами он раздвигал траву, а она стегала его по бокам и по задним лапам. Это было хорошо слышно: «Жих-жих, жих-жих…», и только каждый третий шаг происходил с задержкой, потому что песиголовец был ранен и сбивался с ритма движения.
– За мной! – шепотом скомандовал Натабура, и они побежали.
Но побежали в отличие от песиголовца по тропинке, и он невольно дал им фору во времени. Через пять-шесть шагов песиголовец услышал их и припустил вовсю. Тотчас к своей великой радости до них донеслось, как он ойкает на каждом третьем шаге, и через мгновение, выскочив на луг, увидели его тень, шмыгнувшую под полог леса. Если бы песиголовец бежал во всю прыть, то его мог бы догнать разве что только Афра, и то благодаря своим крыльям, но никак не в паре с Натабурой. А так получалось, что песиголовец тащился из последних собачьих сил, хотя и явно быстрее, чем Натабура.
Не хоронясь и не осторожничая, они нырнули под вековую сень дубов и увидели на потрескавшейся земле следы крови. Это означало только одно – раны у песиголовца открылись, кровоточат, а значит, его надо гнать и гнать. Они его нагнали, когда он, обессилев, лакал воду на песчаном пляже.
При их приближении он оскалился и сел на зад. Оказывается, у него был хвост, который Натабура сразу не разглядел – обыкновенный серый, волчий и немного облезлый, как старая шуба.
– Давай договоримся, – предложил песиголовец и лизнул самую глубокую рану на боку, из которой обильно текла кровь.