Нашествие арабуру

Белозёров Михаил Юрьевич

– Никто ничего не поймет, – согласился капитан Го-Данго.

– Стоп, стоп, стоп! – остановил восклицания Абэ-но Сэймэй и когда все смолкли, спросил у Зерока: – Говори, что задумал?

– Как вы заметили, я могу быть и человеком, и собакой.

– Ну да… – осторожно согласились все, – песиголовцем, одним словом.

– Так вот, любого из вас я могу сделать песиголовцем.

– Кими мо, ками дзо! – только и произнес Натабура.

Он не думал, что песиголовцы наделены колдовской силой.

– Как? – удивился Абэ-но Сэймэй, и с опаской посмотрел на Зерока. – Предупреждать надо!

Зерок жалобно

шмыгнул носом.

– Ладно, говори, – пожалел его Натабура.

– Дух во мне такой… – тоскливо начал Зерок, – бродит… Я могу вдохнуть его в любого человека. Конечно, на время, пока он не выветрится. Человек днем будет человеком, а ночью – песиголовцем.

– В смысле? – переспросил Натабура.

– В смысле, дух луны действует.

– Ага… – что-то понял Абэ-но Сэймэй. – А днем будете отсиживаться.

– Отсидимся, – заверил его Зерок. – Я это умею, – и с тихим обожанием посмотрел на Натабуру.

Он уже выбрал его в качестве вожака.

– А ведь верно, – заметил Гёки. – Арабуру отменили закон «О пяти людях». Теперь через сэкисё пропускают по два человека за одну стражу, но кто обратит внимание на волков?

– Никто, – согласился Натабура. – Тем более что этих волков теперь расплодилось видимо невидимо.

Ему уже не терпелось куда-то бежать. Засиделся он в этом городе. Послушаем мудрые речи Старцев, подумал он, чем не дело?

– Решено, – сказал Акинобу, – пойдут Натабура и Зерок.

– И он, – показал Натабура на Афра.

– И-и-и… он, – легко согласился Абэ-но Сэймэй.

Афра подпрыгнул от радости и лизнул Натабуру в губы.

– А вот теперь я вам расскажу, как попасть в долину Проклятых самураев, – сказал Гёки. – Это и есть самое главное, что вам предстоит совершить. Все остальные опасности сущая ерунда.

После этого все узнали, что долина потому и называется проклятой, что не всем дается. А проклятой она стала называться после того, как в ней прятались последние заговорщики против регента Ходзё Дога.

***

Еще не легли росы на травы, когда из города выскочила волчья стая и понеслась по дороге, поднимая за собой клубы горячей пыли.

– Ату их! Ату! – кричали вдогонку стражники на мосту Бедо, бряцая оружием. Они даже схватились было за луки, но глазом не успели моргнуть, как стая растворилась за поворотом в сумерках наступающей ночи.

Стражникам было скучно и грустно. Весь день они торчали в жаре и в пыли, заворачивая крестьян в их деревни, а горожан – в их город. Пропускали только тех, кто вез краску в бочках, да зеленщиков с мясниками, которые по привычке тащили свои товары в столицу Мира. А здесь то ли псы, то ли волки! Было чем развлечься.

– Ату их! Ату! – кричали стражники и на всякий случай твердили охранительную молитву: «Наму Амида буцу! Наму Амида буцу!» – и помахивали нагинатами. А некоторые даже хватались за амулеты и талисманы. Увидеть живого волка считалось плохой приметой. А таких наглых – тем более. Должно быть, это духи, думали стражники и неистово молились.

Песиголовцы оскалились и прибавили хода – у страха глаза велики, сами боялись. Только вряд ли кто-то мог распознать в них врагов империи арабуру.

Натабура и не представлял, что в волчьем обличье можно бегать так быстро. Казалось, прошло мгновение, а они

миновали предместье, низину Гахиэ и рысью стлались вдоль реки Каная – только ветер свистел в ушах. На мосты соваться было так же бессмысленно, как пытаться пролезть в бутылочное горлышко. К ночи их перекрыл ябурай[159], а еще стражники выпустили маленьких лохматых собачек, которые, почуяв волков, истерически заливались лаем вслед, трусливо поджимая хвосты, да и сами стражники в этот момент чувствовали себя неуютно и настороженно таращились в непроглядную темноту, которая начиналась как раз там, где кончался свет фонарей. Но больше всего стражники боялись хонки, поэтому запирались в казармы и дрожали от страха до рассвета.

Потом взошла луна, и волки увидели. Мерцала река на перекатах, серебрилась листва тополей, тревожно шурша от ночного ветра, и там, где противоположный берег тонул во мраке, хищно блеснули глаза.

– Ты заметил? – спросил Натабура и остановился.

На всякий случай он потрогал кусанаги, годзука же тотчас сделал теплым, словно напоминая: «Я здесь! Я здесь! И никуда не денусь!»

– Видел, хозяин, – отозвался Зерок, усаживаясь рядом на мягкую траву косогора. – Они бегут за нами от самого города.

Афра тоже сел, но так как разговаривать не умел, то только слушал и вилял хвостом.

– От самого города, говоришь, – произнес Натабура озадаченно. – Я ничего не слышал, – признался он, безрезультатно вглядываясь в противоположный берег, который у самой кромки воды тонул в непроглядной темноте.

– Там они, там… – почтительно отозвался Зерок и зевнул во всю пасть.

Огромные белые зубы блеснули в свете луны. Как я его одолел? – удивился Натабура.

– Почему же я ничего не вижу?

– Это потому, что вы, сэйса, не стали настоящим песиголовцем, и вам недоступно наши обоняние и слух. А волки залегли. Точно залегли.

Афра хотел сказать, что тоже, как и Зерок, все слышал и давно все вынюхал, но только отчаянно завилял хвостом, стараясь привлечь к себе внимание.

Натабура не поверил:

– Залегли? Они что, нас ждут? Чего они хотят?

Из опыта странствий он знал, что ночью все кажется страшнее, чем днем.

– Не хотят, чтобы мы переправились.

– Откуда ты знаешь?

Если Натабура и доверял Зероку, то лишь наполовину – слишком мало он его знал.

– Это местные волки. Тот берег – их территория.

– Ишь ты!.. – удивился Натабура. – Что будем делать?

– Поищем брода. Волки – они всегда боялись песиголовцев.

В его голосе прозвучала бравада. Кто будет связываться с песиголовцем? Только сумасшедший, ну и волки, конечно.

Не успело стемнеть, как начало светать. Луна еще не побледнела, зато на востоке небо стало голубеть.

Когда они выбрались из реки, кончилось действие духа Зерока и Натабура принял прежний человеческий облик. Сам же Зерок снова стал песиголовцем, и мокрое кимоно облепило его мускулистую фигуру. Он тихо зарычал, и местные волки высыпали на берег. Было их десятка два, и они готовы были драться за свою территорию с кем угодно, но только не с человеком и не с песиголовцем, и не тем более с медвежьим тэнгу. А когда человек выхватил огромный кусанаги голубого цвета и шагнул вперед, вообще попятились. Не двинулась с места лишь старая одноглазая волчица.