Нашествие хазар (в 2х книгах)
Шрифт:
Зоркие глаза Василия отыскали Варду, отчаянно рубившегося в первых рядах, охваченного приступом дикой злобы не столько на врага, сколько на Македонянина. Он яростно сносил головы агарян, и те падали, как червивые яблоки. Доместик позавидовал силе и умению сражаться этого уже в годах человека. И негодование на него начало смягчаться.
Велизарий сегодня в битве исполнял роль возничего и, натягивая вожжи до онемения в кистях, еле удерживал нетерпеливую четвёрку лошадей, которых пугал непонятный предмет на оглобле. Когда кони сорвутся с места, их охватит азарт дикой скачки, и они уже не будут обращать
Маркиан со щитом и длинным копьём стоял в колеснице и спокойным взглядом созерцал происходящее. Спокойствие и уверенность находящегося рядом друга действовали на Велизария облагораживающе.
Конница агарян уже развеяла «бессмертных», несмотря с их стороны отчаянное сопротивление, но натиск её заметно ослабел. На это и рассчитывал доместик византийцев. Но встретившись с фалангой, арабы будто удвоили мощь; к ним на подмогу пришли ещё конные лучники, которые стали расстреливать отступающих всадников тяжёлой конницы и плотно насели на пешцев. Под зелёными знамёнами ислама, с громкими непрерывными криками «Алла! Алла!» агарянам удалось расстроить первые ряды византийцев, но тут Македонянин дал знак пращникам, и те с обоих флангов буквально закидали наступающих камнями и железными зубьями…
Вскоре арабы оправились, сомкнув плотнее конные ряды, и с копьями наперевес снова ринулись в атаку.
– Скоро и наш черед… - сказал Маркиан.
– Не лошади, а звери!
– воскликнул Велизарий.
Но нет, момент вступления в сражение боевых колесниц ещё не наступал. Варда сумел перегруппировать силы и с боков мощно ударил по лучникам всей тяжестью железа и длинных копий.
Звон мечей, сабель, щитов, копий, дротиков и предсмертные стоны витали над полем боя; дико ржали лошади, копытили упавшие на землю тела раненых и убитых, вырывая из них куски мяса острыми подковами. Разлетались на части черепа, - тесно становилось: кони тёрлись боками друг о друга и грызлись между собой, пешие, срывая с седел всадников и подминая под себя, кололи их, плотно отжимая от себя острие меча, так как взмахнуть им было невозможно…
Сражение затягивалось, но перевес пока оставался на стороне арабов, и Фархад с другом уже подумывали над тем, что им сегодня не придётся в нём участвовать…
Всадники, составляющие края полумесяца, напоролись на «волчьи ямы», и много лошадей и наездников остались лежать с поломанными хребтами и ногами. Казалось бы, негоже христианину радоваться в такой момент, но восторгом наполнилась грудь Велизария при виде поверженных, хотя он знал, что они испытывают жесточайшие муки… Лишь на ум, словно в оправдание, приходили давным-давно сказанные слова: «Христос терпел…»
В жестокой схватке, сходясь один на один, очень важно видеть лицо врага, - оно искажено праведным гневом, глаза злобно блуждают в орбитах: будто сошлись два зверя, и каждый ловит мгновения - мгновение испуга, мгновение удара и мгновение, когда потухает взгляд…
И с каким ужасом арабы вдруг узрели перед собой не перекошенные бешенством лица, а железную спину, сразу возникшую, оттого и страшную в своей неожиданности… Стена действительно напоминала панцирь черепахи; головы, ноги, туловища воинов спрятались очень быстро за сплошным железом, и стрелы, и копья, скользя, отскакивали
Византийские пешцы, устроив подобное, какое- то время оборонялись, но следуя тому, чему учил их Македонянин, тараном перешли в атаку, разрывая боевой строй агарян на мелкие подразделения, окружая их и нанося смертельные удары.
Так и не сумело «Утро псового лая» развиться в полдень, и командующий (верховный муаллим) вынужден был ввести в сражение «День помощи»…
Фархад помнит всегда это волнующее состояние, когда звучит громкий клич: «С нами Аллах!»: кровь приливает к лицу, тело сжимает пружина, потом распрямляет его, а ноги, словно сами по себе, отдельно от туловища несутся вперёд, руки же непроизвольно управляются с арбалетом.
Как только вторая линия пришла в движение, доместик приказал колесницам срываться с места. И Фархад увидел, что навстречу ему ринулись четыре бешеных тигра с лошадиными мордами, а посреди них - горящий с блёстками огонь. Агарянин успел выстрелить из арбалета. Но его обдало жаром. Он почувствовал адскую боль и упал под копыта лошадей и колеса колесницы.
Маркиан, пронзённый стрелой Фархада, тоже свалился на землю и остался лежать рядом с ним…
Бой закончился. Арабы отступили, покинув свой лагерь. Он достался победителям, но по неписаным законам войны каждая сторона имела право подобрать своих раненых и убитых.
Велизарий, опознав Маркиана, положил его на пол колесницы и, оглянувшись, увидел, как двое агарян подошли к изуродованному трупу, долго один из них всматривался в обожжённое лицо и произнёс жалостливо:
– О, Всемогущий! Да это же Фархад…
Но рядом стоящий человек с нашивками на рукаве и плече начальника вперил взгляд хищных глаз на расстёгнутый пояс мёртвого, из-под подкладки которого выпали несколько золотых. Подобрал их и сказал презрительно:
– Смердючий пёс! Копил золото, вместо того, чтобы отдавать в казну… Хоронить его не будем, пусть терзают гиены…
Тот, кто признал Фархада, а это был его друг, отвернулся, чтобы скрыть слезы…
Победа!
Трепыханием сильной птицы в руках ощущал её Македонянин, - она полностью сделана им самим, без присутствия василевса, поэтому сладостна. К одной радости прибавилась вдруг другая: шталмейстеру гонец вручил письмо от Даниелиды с далёкого острова Патрас. Она писала о своей пламенной любви и сообщала о том, что получила послание от Игнатия, для неё, казалось бы, ничего не значащее, так как бывший патриарх всего лишь справлялся о её здоровье.
По прочтении сих строк Македонянин усмехнулся…
4
Не думал, что когда-нибудь мы сможем договориться: не по поводу обмена пленными, хотя неуступчивость Карбеаса и его чиновников оправдана и понятна… Договориться между собой… Ибо в нашем посольстве, как я уже говорил, находились слишком разные люди. Я даже подозреваю, что среди них пребывали и такие, которые совсем не заинтересованы в том, чтобы обмен проходил в нашу пользу… К примеру, Аристоген… При «торгах» с Карбеасом он иногда так завышал наши требования, что я диву давался, и, конечно же, сделка не проводилась…