Наши дети
Шрифт:
– Вообще-то я смотрел, -сказал я.
Воронцов отмахнулся: -Что там смотреть: лес и лес. Ничего интересного.
Я не ответил, и он спросил: -Пойдёшь ко мне? Уверен, что смогу найти местечко куда бы мой учитель мог бы пристроиться.
– Учитель?
– Ну, я многое перенял у тебя, -признал Воронцов.
– Поэтому действительно, можно сказать, что ты был для меня как учитель.
– Вау, -сказал я.
– Неожиданно.
Мы помолчали, глядя на то, как девушка в видеоокне закончила намазывать кремом руки, плечи и живот и принялась за длинные, в меру загорелые ноги. Допив кофе, я бросил стаканчик в контейнер для использованной одноразовой посуды. Там, на дне, уже имелась небольшая лужа быстро подсыхающей жидкости – чей-то чужой стаканчик, вскрытый раньше, чем мой, начавшийся разлагаться, но
Я поинтересовался: -Проект всё тот же?
– Распределённая нейросеть первого класса. Задача – прогнозирование и оценка лояльности пользователей по оставляемым ими сетевым следам. Проще говоря – сеть должна высчитывать насколько велика вероятность, что в ближайшее время данный пользователь напишет вредную статью, оставит неподобающий комментарий - в общем совершит противоправное действие в сети или вне её основываясь на пуле его предыдущих комментариев и прочих логов сетевой активности даже с учётом того, что все прошлые комментарии этого пользователи были признаны лояльными и добропорядочными.
– Амбициозная задача, -оценил я.
– Верно, задача интересная, -подтвердил Воронцов.
– Так ты переходишь ко мне?
Молчу, продолжаю размышлять.
– Послушай, должен признать: проект оказался сложнее чем я изначально думал, -немного нервно продолжил приоткрывать карты Воронцов.
– И мне нужны на него опытные разрабы. Прямо вот опытные, чтобы смогли разобраться. А других опытных, и чтобы сидели без дела, кроме тебя сейчас нет.
Продолжаю молчать.
– Куда ты ещё пойдёшь?
– спрашивал Воронцов.
– Все прочие команды и руководители проектов от тебя отказались. Ничего сольного тебе тоже не светит. Так куда? В поддержу? Не твой уровень. В какую-нибудь мелкую контору, где не разрабатывают сети с нуля, а только немного переобучают готовые или собирают из стандартных шаблонов? Тебе там будет скучно. Да и уровень заработной платы не сопоставим.
Я понимал, что он прав. Некуда было идти. Если я – последняя надежда Воронцова довести до ума слишком сложный для него проект, то и он моя последняя надежда продолжить заниматься любимым дело и за очень приличную, даже после всех сокращений, урезаний и понижений в должности, заработную плату. Вот только сам проект... С технической точки зрения задача грандиозная. С моральной – в каком-то смысле мне предлагалось самому сковать себе цепи, построить систему, где шаг влево, шаг вправо и вот ты уже на карандаше у компетентных органов.
И знаете, что я выбрал?
– Конечно, -протягиваю руку Воронцову, и он с готовностью обхватывает мою ладонь своими вялыми пальцами.
– Буду рад поработать вместе с тобой. Снова.
Мы улыбаемся друг другу неискренними улыбками. Девушка из видеоокна закончила размазывать по телу крем и легла загорать на расстеленном поверх песка полотенце. Море равномерно бьётся волнами. Песок такого золотистого цвета, что кажется будто видеопроцессор каждую песчинку просчитал и нарисовал отдельно.
Просто чтобы вы знали – я не горжусь этим своим решением. Не горжусь сейчас и не гордился даже в тот момент, когда принял его.
Глава 7. Космическая пехота это такая пехота, которая идёт по космосу пешком
Дети — это завтрашние судьи наши, это критики наших воззрений, деяний, это люди, которые идут в мир на великую работу строительства новых форм жизни.
Максим Горький
Тем временем противостояние между Луной и Землёй вылилось в десятки, если не сотни, сражений за объекты орбитальной инфраструктуры. Станции, заводы, причалы или космические верфи – любой объект, кружащий по орбите земли, луны или общей системе двух этих тел становился призом, за который шла ожесточённая борьба. Даже нежилые объекты, не предназначенные для обитания внутри них человека вроде достаточно крупных спутников или просто куска оплавленного и сгоревшего в результате прошлых сражений металла и те могли быть превращены в дополнительные
Впервые в истории – это был новый тип войны в космосе и человечество с азартом принялось его осваивать, а молодые, сорокалетние генералы с обоих сторон строчили монографии и оставляли заметки о специфике позиционных сражений силами космопехоты в пространстве заполненном множеством искусственных объектов.
Эффективно применить здесь флот было невозможно. Любой корабль рискнувший вломиться в пояс рукотворных объектов, выведенных на орбиту, тотчас становился приоритетной целью сотен автоматических пушек и батарей самоуправляемых ракет. Их малый калибр компенсировался численностью и тем, что они могли стрелять с близкого расстояния, чуть ли не в упор. Если требовалась поддержка более крупных орудий, до в дело вступали наземные ракетные комплексы: передвижные и шахтного базирования на земле или мощные гаусс-орудия и опят же ракетные комплексы установленные на поверхности луны в зависимости от того чьей корабль пытался выступить в роли весомой гири на весах орбитальных сражений.
Конечно, обе стороны, в первую очередь Земля, но и Луна тоже имели достаточно огневых средств и возможностей, чтобы полностью снести все, до единого, орбитальные объекты. Но сделать это означало причинить вред, в том числе, и себе самому.
Космический мусор, остающийся в результате десятков отдельных сражений за тот или иной орбитальный объект, уже сейчас сделался значительной проблемой, превращающей даже короткий перелёт на данном участке в ту ещё авантюру. Летящий на большой скорости обычный болт может вскрыть обшивку челнока не хуже, чем прямое попадание снаряда из гаусс-орудия. Рвущимся вперёд, точно стая волков, малым десантным баржам порой приходилось буквально продираться через залежи различного мусора, в том числе и неубранные тела мертвецов - лунных или земных солдат оставленных в одной из прошлых попыток штурма смотреть незрячими глазами на огненный шар солнца через встроенные в шлемы, но уже не нужные им, светофильтры.
Уничтожить все орбитальные объекты означало повысить количество мусора в сотни, а то и тысячи раз и своими руками отрезать себя от космоса на долгое время.
Вторая причина, по которой космическая война превратилась из войны мощных линкоров и юрких эсминцев в войну космических пехотинцев с ракетными двигателями, малых десантных кораблей и автоматизированных дронов состояла в том, что часть находящихся на орбите производств была уникальной. Производства искусственных материалов и редких компонент, вынесенные в чистоту космоса или невозможно или крайне затратно повторить на поверхности (не важно земная это поверхность или же лунная. Воздух, пыль, гравитация и прочие факторы буквально диктовали вынос некоторых производств с поверхности в пространство). Взорви такие заводы, сожги их ядерным пламенем и сам останешься без критически необходимых поставок. По неписанному соглашению подобные объекты захватывались максимально мягко, чтобы ни в коем случае не повредить, не причинить критических повреждений. Но время от времени случалось всякое. Случайности на то и случайности, чтобы время от времени случаться.
Десятки сражений за каждый объект, каждую станцию и завод. Какие-то из них по несколько раз переходили из рук в руки. Бросок десантных катеров под прикрытием рэб-систем в надежде проскочить до того, как автоматические огневые точки противника разберутся что к чему и откроют огонь. Причалить к объекту-цели, вонзиться в него словно брошенный сильной рукой нож в деревянную стену. Дальше ожесточённый бой внутри тесных коридоров и крохотных кают или же снаружи, на внешней стороне станции под светом равнодушных звёзд или и внутри, и снаружи одновременно. Либо победа – тогда следует попытка закрепиться на захваченном объекте. Либо проигрыш – остаётся единственная надежда: успеть бы унести ноги под прикрытием своих дальнобойных систем. Шансы на удачное отступление не больше, чем один к четырём. Противник уже знает о неудачной попытке захвата, знает где ты находишься и может корректировать огонь сквозь зонтик электронных помех. Такая вот мотивирующая совершать только удачные десанты арифметика.