Наши крылья растут вместе
Шрифт:
– Негодяй!
Но одним движением он перехватил ее руку, схватил девушку и перекинул ее через плечо:
– Отпусти меня, мерзавец!
Она пиналась, как могла, она укусила его за плечо, она царапала ему спину, но внезапно ее осенило: он нес ее в воду, сам заходя в воды Персидского залива. Желание купаться не было, она еще помнила бассейн Гамбурга.
– О, нет, - прошептала она и вновь стала вырываться из его крепкой хватки, - только попробуй сделать это!
– Остынь, Оливия, - он кинул ее в воду, и девушка погрузилась в нее с головой. Она успела схватить его мертвой хваткой,
Теплая вода, слишком соленая попадала в нос и глаза, заставляя их слезиться. Оливия ощущала под собой дно, она чувствовала руки Даниэля, которые подняли ее из соленого ада. Она схватилась за его шею и произнесла:
– Ты испортил мне прическу.
– Ты испортила мне жизнь.
– Он прошептал ей это в губы и ощутив его дыхание, Оливия открыла глаза, перестав дышать. Эта близость заставляя ее уши не слушать слов, она заставляла память забыть все, что произошло, она заставляла ненавидеть себя и заставляла ее губы приоткрыться в ожидании его губ. Этот мужчина имел власть над ее телом. Надо было бежать быстрее, не надо было останавливаться. Это было большой ошибкой.
Оливия простонала от досады, и Даниэль улыбнулся, касаясь ее мокрых волос, вынимая красный цветок из ее прически и выкидывая ее прочь.
– Ты все еще ненавидишь меня?
– Очень.
– Я тебя тоже, - его губы наконец коснулись ее губ и соль моря на них оказалась медом. Даниэль не в силах был оторваться от них, лишь временами хватая ртом воздух. Его не хватало обоим.
Заставить свое тело не реагировать на эту девушку было невозможным. Оно не подчинялось ему. Теперь вся власть была у нее. Не важно где это происходило: на земле, в воздухе или в воде. Эффект один- он хотел Оливию, понимая только одну раздражающую вещь- с каждым разом он хотел ее больше и больше.
Выйдя из воды, ступая на теплый песок, Оливия чувствовала, как тяжело ее платье, но как легка ее душа. Вся вода мира не способна затопить ее.
– К черту праздник, - он обнял ее, - давай не будем возвращаться туда.
– В таком виде нас и не пустят, - она пальцем коснулась его погоны.
– Сними их, хочу быть мужчиной, который может быть рядом с тобой хотя бы сейчас.
Девушка расстегнула пуговицы на плечах рубашки и сняла погоны с золотым званием капитана. Сейчас ей хотелось видеть в нем просто мужчину. Без званий, без погон, без неба. Впереди был темный длинный берег и шум волн. Позади остались огни высокого здания и праздник. Они шли мокрые, уставшие, но счастливые.
– Это была ревность?
– Произнес он, удобно устроившись под пальмой. Оливия легла рядом, положив голову ему на грудь. Идти было некуда. Они имели свои дома, но они не имели своего убежища. Берег залива и пальма стали их временным миром.
– Нет, я просто разозлилась.
– Просто?
– Удивился Даниэль, - эту девушку зовут Мария, я познакомился с ней в Катаре на конференции. Она капитан и хороший человек. Кстати, с ней я оставил Арчера, может ты тоже разозлишься на него?
Оливия подняла голову, встречаясь с темными глазами Даниэля:
– Мне нет дела до Арчера.
– А до Патрика?
– Ты ревнуешь?
– Так же, как и ты- я просто злюсь.
– Я не спала с Патриком, - поморщилась Оливия,
Даниэль прижал Оливию к себе, понимая, что правда рано или поздно выплывает наружу. Он всем сердцем желал, чтобы их правда всегда оставалась только с ними.
– Я не женился, Ливи и это главное.
Ей не хотелось знать про эту девушку. Ни про эту, ни про ту, что сейчас в окружении Арчера. Не хотелось опять взрываться:
– Да, я ревную.
Даниэль улыбнулся, он прекрасно знал это, но он хотел заставить ее сказать эти слова. Он хотел слышать их, а не догадываться об этом. И услышав их, ему стало спокойней.
Шум волн, нежным языком лизавших берег, оказал расслабляющее действие, после громкой музыки. Время остановилось, хотелось остаться здесь до самого вылета в Пекин. Темнота ночи и пальма стали их друзьями на время. Завтра им вновь придется быть чужими, смотря друг другу в глаза и делая вид, что они ненавидят друг друга. Хотя после удачного дебюта на празднике, поверят ли остальные в это:
– Где ты научился так хорошо танцевать, Даниэль?
Она почувствовала, как поднялась и опустилась его грудь. Но он не торопился с ответом, заставляя ее придумывать свой вариант.
– Может быть испанцы рождаются с этим навыком?
– У меня было сложное детство, - произнес он и засмеялся, - я же рос с двумя сестрами. Они танцевали в кружках при школе, часто выступали на праздниках и выпускных, а дома тренировались в паре со мной. Я вынужден был помогать им. И между моими мечтами о небе, мне приходилось отбивать ноги на полу нашего дома.
Оливия улыбнулась, мысленно представив эту картину. Для «помощника» он слишком хорошо танцевал. Или даже больше- он ощущал каждое ее движение. Он не просто слышал музыку, он чувствовал ее:
– У тебя талант, Даниэль, ты чувствуешь ритм Фламенко. Я училась танцевать в профессиональной школе и имела разных партнеров, но знаешь, что я поняла после нашего сегодняшнего танца? Я не имела их вовсе.
Она села напротив, всматриваясь в его глаза. Ночь уже не была настолько темной, облака обнажили луну и ее свет сейчас отражался в глазах этого мужчины.
– Мой секрет лишь в том, что моей партнершей была ты.
Она очень надеялась, что бы об этом никто не догадался.
Ветер заиграл с песком и ощущая зябкость, Оливия поежилась, чувствуя прохладу. Сырая одежда впервые заставила замерзать в Дубае на улице. Даниэль коснулся пальцами ее лица:
– Я отвезу тебя домой. Только сначала нам надо дойти до клуба, ключи от машины у меня в пиджаке.
– Он усмехнулся, посмотрев на свою мокрую рубашку, - пиджак на спинке стула в зале.
Нервный смешок вырвался из уст Оливии. Она взглянула на свое платье: она не может прийти в таком виде на праздник. Ее волосы растрепались, красный цветок уплыл в темные воды Персидского залива, туфли она вряд ли найдет в песке ночного пляжа. Вид сырого платья с налипшим на нем песком и ракушками вызвали только смех. В отличие от нее, Даниэль выглядел лучше, но сырая рубашка без погон капитана и мокрые брюки привлекут много удивленных взглядов. И им нельзя появляться вдвоем в одинаково сыром виде: