Наши уже не придут 2
Шрифт:
— Тогда зачем здесь вы? — не понял его Леонид.
— Меня нанял мистер Хантингтон, — ответил Гудвезер. — Он известен как железнодорожный магнат, а также владелец отеля «Хантингтон». Две тысячи миль трамвайных путей по всей Южной Калифорнии — это его империя.
— М-м-м, это заслуживает уважения, — кивнул Леонид. — Но почему такой уважаемый человек оплатил мне, несомненно, талантливого адвоката?
— Я могу говорить откровенно? — адвокат приблизился.
— Разумеется, — вновь кивнул Леонид.
— Мистер Хантингтон был
— Почти получилось, — похвалил его Леонид.
— Я буду стараться, — пообещал адвокат. — На этом мы закончим этот разговор. Но должен сообщить, что мистер Хантингтон хочет видеть вас в своём особняке сегодня вечером — он устраивает званый ужин в честь известной вам миссис Марты Купер.
Марфа Кирилловна Бочкарёва уже официально сменила имя и фамилию на американизированный вариант, что советовала сделать и Леониду. Пахом Семёнов тоже сменил имя — теперь он Пахомиус Саймонс.
— Сочту за честь присутствовать, — улыбнулся Леонид.
Освободили его, как и говорил Джонатан Гудвезер, до обеда. Пришлось оставить залог и дать обещание явиться на судебное заседание, которое состоится послезавтра. Залог привёз Парфёнов, недовольный тем, что Леонид попал в передрягу на ровном месте.
Вернувшись в отель, Курчевский привёл себя в порядок, после чего вновь отправился в мэрию, но теперь на такси.
Документы дали, всё прошло без проволочек, поэтому Курчевский стал счастливым обладателем трёх гектаров земли, на которых развернётся его будущее производство.
К вечеру он приехал на виллу Марфы Кирилловны — она попросила.
— Здравствуй, Лёня, — приветствовала она его.
— Здравствуй, Марфа Кирилловна, — улыбнулся он ей.
— Проходи, отведай, что бог послал, — пригласила она его. — Хуанита, подавай на стол!
Вилла Бочкарёвой была, мягко говоря, королевской. Видно, что денег у неё очень много.
В интерьерах Курчевский не разбирался, поэтому мог сказать лишь, что всё это выглядит очень дорого.
— Умеешь водить? — спросила Марфа Кирилловна.
Леонид с содроганием вспомнил курсы вождения. Это была самая тяжёлая часть.
— Умею, — ответил он.
Хуанита, домработница, сервировала большой дубовый стол, накрытый белоснежной скатертью. На ужин был лосось, красная икра, какие-то хлебцы, а также белое вино.
— Кушай плотно — нельзя показывать, что мы с голодного края, — сказала Марфа.
— Знаю, — кивнул Леонид и налёг на лосося.
Было очень вкусно. Соус оказался из разряда божественных, а мясо практически таяло на языке — никогда ещё Курчевский не ел ничего вкуснее этого блюда.
—
— Что за машина? — спросил Леонид.
— Сам увидишь, после ужина, — пообещала Марфа.
Заинтригованный Курчевский быстро доел свою порцию, после чего дождался, пока Марфа закончит со своей. Хуанита, женщина лет тридцати, украдкой бросающая на Леонида заинтересованные взгляды, начала убирать со стола.
Марфа провела его в гараж, где стояло уже восемь машин.
Тут и Кадиллак Тип 57, Мерседес, Форд…
— Которая? — спросил Леонид.
— Вот эта, — указала Марфа.
Это был Роллс-Ройс Сильвер Гоуст, серебряного цвета. Шестициллиндровый двигатель на 48 лошадиных сил, четырёхступенчатая коробка передач, но характеристики были не особо важны — важнее было исполнение салона и общий дизайн. Роскошь, сквозящая из каждой детали. Леонид был под впечатлением.
— Это мой подарок тебе, в честь прибытия в Штаты, — улыбнулась Марфа. — Аркадий написал мне, что возлагает на тебя большие надежды.
— Благодарю, — поклонился Курчевский. — И я не подведу ни Аркадия Петровича, ни тебя, Марфа Кирилловна.
— Заводи машину, — улыбнулась она. — Поедем на званый ужин во всём блеске.
*19 ноября 1918 года*
— Это неожиданно и неприятно, но ничего смертельного, — произнёс Аркадий. — Да, шестьдесят семь километров до Парижа, но они почти выдохлись.
Поезд Фоша был вынужден покинуть линию фронта и отправился в Париж, так как Компьен был взят немцами.
— Но они применяют броневики и танки… — произнёс Чичерин. — Не это ли…
— Они ещё не умеют, — перебил его генерал Алексеев. — Мы используем бронетехнику с умом. Пехота должна поддерживать броневики, а не наоборот. Все, кто считает иначе — глупцы.
— Соглашусь с товарищем генералом, — произнёс Аркадий, чтобы нарушить возникшую тишину. — Концентрации броневиков на одном участке создано не было, поэтому до Парижа немцы добраться не могли, при всём их желании.
Немецкое наступление было знаменательно тем, что произошла первая в истории битва бронетехники. Британские и французские танки столкнулись с немецкими броневиками и танками, в ходе чего обе стороны потеряли суммарно восемьдесят единиц бронетехники. Немцы потеряли двадцать четыре броневика и три танка, а остальное — это франко-британские потери.
Это должно было что-то изменить в головах генералов обеих сторон.
Хотя, на самом деле, более высокие потери Антанты обусловлены тем, что бронетехники она задействовала кратно больше, а основные потери ей были нанесены не броневиками, на которых было слишком мало артиллерии, а первыми в истории противотанковыми ружьями.