Наши уже не придут 4
Шрифт:
Грабин, к слову, под кураторством Гельвиха, подрабатывает в КБ Рдултовского, где трудится над проектом «Зинаида», то есть, над 57-миллиметровой танковой пушкой. И эта пушка, если всё пойдёт по плану, как раз успеет ко второму танку, который будет разработан на замену Т-10.
— Успехи есть, — кивнул Аркадий. — Технология промышленного производства усиленного пороха для противотанкового ружья СВВ-24 почти освоена — это всё «Оникс»…
В НИИ сумели выработать новый порох, с добавлением нитроглицерина и ряда стабилизаторов, увеличивающий скорость 8-миллиметровой стреловидной пули до 1230 метров в секунду.
— Ты лучше о неуправляемых снарядах расскажи — это меня волнует по-настоящему, — поморщился Сталин. — В этом направлении успехи есть?
— Неуправляемого снаряда, как такового, до сих пор нет — задача очень сложная, зато разработана концепция блока направляющих и налажена технология производства самого главного — пороховых шашек, — заговорил Аркадий. — Пока что, сложно сказать, когда будет готова наша «Екатерина», но то, что она будет — это уже несомненно.
Снаряд будет калибра 130 миллиметров, с максимальной дистанцией полёта не менее 15 километров. Платформой должен будет выступить новый грузовик, разрабатываемый ВАЗ специально под «Екатерину». Блок установки будет иметь 40 направляющих, но он отдельная проблема — систему пуска только продумывают.
В целом, работа над РСЗО идёт медленно, так как планка изначально задана очень высокая. Конструкторам сильно помогает то, что заказчик точно знает, что ему нужно, а также почти нет ограничений в ресурсах — лично Сталин заинтересован в этом оружии.
Иосиф Виссарионович, присутствовавший на испытательных стрельбах, на которых изучались возможности первого прототипа ракеты, остался под впечатлением и, после обстоятельной беседы с Аркадием, очень хотел, чтобы у РККА появилось РСЗО.
— Необходимо ускорить конструкторов, — произнёс Сталин. — Это оружие, которое способно изменить ход войны — мы должны стать первыми. Не знаю, когда начнётся следующая крупная война, но к тому моменту у нас должно быть много систем залпового огня.
«Как ни крути, мы будем первыми», — подумал Аркадий. — «В других странах в этой области ещё даже конь не валялся…»
— Это тоже под твой личный контроль, товарищ Берия, — приказал Иосиф Виссарионович.
*3 июня 1926 года*
— … так что не переживай, сынок, — улыбнулась Устинья Артемьевна Жукова. — На всё хватает — сахар и чай покупаю, Маришка тоже деньги иногда присылает. Ты надолго?
На столе стоял медный самовар, блюдце с сахаром, корзинка с сушками, а также старая коробочка из-под шоколадных конфет от товарищества «Абрикосов и сыновья». Он помнил, какими были эти конфеты на вкус. Внутри коробочки лежали обычные конфеты, когда-то давно купленные в продмаге.
— До конца месяца, — ответил Георгий Константинович Жуков и поставил чашку на стол. — Переедешь в Москву?
— Зачем? — нахмурилась мать.
— Мне квартиру дали, недалеко от Кремля, — сообщил ей генерал-майор Жуков. — Я, пока что, один живу — чего тебе в деревне почти одной?
Квартирой его премировали за успехи в Синьцзяне. Теперь он живёт на одном этаже с Малиновским
— А коль женишься? — улыбнулась Устинья Артемьевна.
— А как это помешает-то? — спросил Георгий. — Так переедешь?
— Это хозяйство оставлять… — начала мать.
— Да нужно оно тебе вообще? — вздохнул Жуков. — Корову и кур продашь, дом передашь сельсовету, а скарб весь перевезём.
— А соседи? — спросила Устинья.
— А что соседи? — нахмурил брови Георгий. — Родные они тебе, что ли?
— А Маришка? — задала следующий вопрос мать.
— Так они с Алексеем тоже в Москву скоро переедут, — улыбнулся Георгий. — Чаще видеться будете.
— Писала она что-то такое… — припомнила мать. — Эх, жаль хозяйство бросать…
— Не жалей, мать, — попросил её Георгий. — В Москве у тебя всё будет хорошо — обещаю.
— А мне и здесь неплохо живётся, — сообщила ему Устинья. — В сельсовет звали, в комиссию по благоустройству, но я отказала. Политика эта…
— Так переезжаешь со мной или нет? — спросил Жуков.
— Ладно, — вздохнула мать. — Поеду в Москву… Чай пей, сынок. И сахара не жалей — у меня много ещё.
Георгий всё это время пересылал матери половину своего жалования. Генеральское жалование он ещё не пересылал, поэтому она не знает, сколько он теперь получает — шестьсот пятнадцать рублей. Большие деньги, которых хватит на всё.
— Как напьёшься, дров наруби — баньку затопим, — велела ему мать. — Наверное, в городах ваших в ванных моетесь и грязные потом ходите?
Георгий лишь улыбнулся.
Там, откуда он прибыл, бань нет. В Тебризе, где он занимается подготовкой 1-й тебризской механизированной дивизии имени Якова Свердлова, они соорудили несколько бань, но это всё было не то. Возможно, потому что климат не тот…
Запив сушку остатками чая, Георгий скинул с себя китель и вышел во двор.
Вооружившись топором, он начал рубить дрова на растопку банной печи.
— О, Гоша! — узнал его кто-то.
Жуков поднял взгляд.
— Аркаша, ты? — спросил он, увидев своего приятеля по детским играм.
— Я! — заулыбался Аркадий Щавелев. — Не признал?
Его Георгий помнил как юнца, с которым они шкодили в юности. Увы, долго их приятельство не продлилось — после церковно-приходской школы, в 1907 году Жуков уехал в Москву, где работал.
— Да признал, — улыбнулся ему Жуков. — Но я тебя в последний раз до Империалистической видел.
Аркадий сейчас был слегка упитан, что косвенно говорит о положении дел на селе — не прямо толстый, но и не последняя собачья кость. Одет по-пролетарски — военизированные брюки, будто бы перешитые из старорежимных брюк, льняная рубаха, жилет, кепка…
— А, да-да, — покивал Щавелев. — Я ж в Астрахани батрачил.
— А сейчас чем занимаешься? — спросил Георгий.
— В артели «Красная страда» состою, — ответил старый приятель. — Зарплата хорошая, в артельном магазине что хочешь покупаешь — всё, как у людей.
— И много работы? — поинтересовался Жуков.
— Да как сказать… — задумался Аркадий. — В обычные дни немного, а вот в посевную или уборку… но это всегда так, сам знаешь. Но лучше, чем батрачить, а главное — выгоднее. Я тут задумываюсь дом себе поставить новый… А у тебя как дела?