Наши уже не придут 6
Шрифт:
Тогда, под натиском Красной Армии, им пришлось отступить за Одер, во Франкфурт, но затем 77-й пехотный полк, вернее, то, что от него осталось, отправили на северо-запад, в город Эберсвальде, превращённый в очередной фестунг, который «нужно отстоять любой ценой». Штеттин, предыдущий «самый важный» фестунг, уже пал, причём в этот раз население города не успели эвакуировать даже наполовину.
До Берлина меньше сорока километров.
— Почему «всё»? — спросил Тристан.
— Ну, потому что всё, — ответил на это Хайнц. — Говорят,
— Потише… — предупредил его Диттмар и ненавязчиво осмотрелся по сторонам траншеи.
— Да это уже открыто все обсуждают, — грустно усмехнулся шютце Мельсбах. — Эти жирные уроды, взявшие власть, уже сбежали в Бонн, а нас оставили удерживать Берлин — ради чего?
— Предлагаешь просто сдаться? — спросил Тристан. — Чтобы всё, что мы пережили, было зря? Чтобы пришли коммунисты и отняли у нас всё? Знаешь, что будет, когда Германия падёт?
— Знаю, — кивнул Хайнц. — Всё это, наконец-то, закончится.
— О, нет, — покачал головой обер-ефрейтор Диттмар. — Всё только начнётся — они обязательно захотят, чтобы мы отдали всё, что у нас есть. Они ограбят Германию, как когда-то её ограбили англичане и французы.
Он решил, что обстановка спокойная, поэтому можно почистить АГ-37, взятый с тела Эггера.
— Да и что? — спросил Хайнц. — Нам всех этих богатств, всё равно, не видать. У меня мало веры этим холуям, что несут пургу о величии Германии — Гитлер начал эту войну, его уже нет, но кто-то должен заплатить. Можно сдохнуть здесь, а можно…
— Тихо! — остановил его Тристан.
Он увидел странный предмет, падающий с небес, прямо на «ничью землю». Этот предмет упал на землю с металлическим лязгом.
— Что это было? — спросил напряжённый Хайнц.
— Похоже, что кусок обшивки, — пожал плечами обер-ефрейтор.
Время от времени, на позиции или рядом с ними падают такие вот признаки войны в небесах. Иногда россыпью гильз, а иногда пылающими самолётами или вот такими обломками.
— Может и убить, — произнёс Мельсбах, доставая портсигар.
— Отделение! — заорал Тристан. — Все в блиндажи! Охранение — на месте!
Он считается бывалым, кто-то даже думает, что он ветеран, но это лишь на фоне тех, кто прибыл на фронт недавно…
«И все они умрут», — подумал он. — «После каждого штурма остаётся меньше половины».
Пополнение боеприпасов и живой силы очень затруднено — в небе постоянно находятся сотни вражеских штурмовиков. Они уничтожают обнаруживаемые колонны, а это сильно всё осложняет.
Поэтому основную массу грузов возят ночью, но это помогает лишь частично, ведь у противника есть и ночные штурмовики, которые пусть и находят далеко не все колонны, но те, что находят, уничтожают надёжно.
С небес начало падать ещё больше обломков. Они представляют нешуточную опасность, так как падают в огромных количествах и по большой площади.
На землю посыпались гильзы. Сотни.
Они свистели, будто стрелы, а потом бились о землю, с хрустом и звоном, похожим на звук удара цепи по бетонному полу.
Где-то наверху устроили грызню лётчики, уничтожающие друг друга без жалости, не экономя снаряды и патроны.
Скрывшийся в предбаннике блиндажа Тристан Диттмар поглядывал на небо, но сам не понимал, зачем. Это схлестнулись истребители, возможно, последние из тех, что оставались у Германского рейха. У врага же очень много истребителей и нет недостатка в лётчиках, поэтому господство в воздухе за ним.
В небе появился чёрный дымный шлейф, стремительно мчащий к земле. При приближении стало ясно, что это полноценный самолёт, разбрызгивающий пылающее топливо и никем не управляемый. За последние секунды его полёта Тристан сумел разглядеть сорванный фонарь остекления, что свидетельствовало о том, что лётчик выпрыгнул.
«Bf-109», — идентифицировал Тристан самолёт.
Упал он куда-то на позиции Красной Армии или чуть дальше.
Град из обломков и гильз прекратился, поэтому Диттмар приказал отделению покинуть блиндажи и занять позиции.
По всему фронту что-то постоянно происходит, но в траншеях всегда одно и то же — сырость и ожидание. А потом может начаться артналёт, или атака штурмовиков, а если совсем не повезёт, то и полноценный штурм, со всем перечисленным и танками с пехотой.
За прошедшие сутки их обстреливали уже дважды, а ещё один раз прилетало звено штурмовиков. Если сегодня до полудня будет артобстрел, то можно ожидать штурма.
Делать тут особо нечего, они обороняются, поэтому никаких больше манёвров — траншеи выкопаны жителями города, которых уже должны были успеть эвакуировать, а блиндажи они построили позавчера.
Есть противотанковые пушки, а также несколько батарей гаубиц, поэтому они не одни, но так будет не всегда. Когда враг узнает расположение гаубиц и батарей ПТО, их быстро уничтожат, а траншеи смешают с грязью ракетами и снарядами.
— Обед принесли, — сообщил ефрейтор Шульц.
Тристан дал знак Хайнцу и последовал за ефрейтором.
Принесли кастрюлю с айнтопфом, (1) запах которого чуть не лишил Диттмара сознания — чувствовалось, что там есть мясо, возможно, фрикадельки. Как командир отделения, он снял пробу первым.
Увы, не фрикадельки, а просто мятые кусочки фарша, но это тоже было неплохо, ведь за Одером айнтопф бывал и вовсе без мяса.
— Что будешь делать, когда всё это закончится? — спросил Хайнц, когда они сели на ящики из-под патронов.
— Не знаю, — пожал плечами Тристан. — Не уверен, что это вообще закончится.
— Закончится, — уверенно улыбнулся Хайнц. — Как-то, но закончится.
Это совершенно не по уставу, что обер-ефрейтор так панибратски беседует с обычным шютце, но Хайнц пережил вместе с Тристаном целых два штурма, поэтому они стали практически родными.