Наши в космосе
Шрифт:
— Стоп!
Капитаны остановились.
— Вы кто такие?
— То есть как?! — возмутились оба Альвареца. — Ты что, с ума сошел? Это же я! — Кошкин понял, почему речь капитана в наушниках показалась ему такой странной: оба капитана говорили почти в унисон, одинаковыми голосами.
— Насчет того, кто сошел с ума, — ничего не скажу, — пробурчал Кошкин и отступил еще на шаг. — Но попрошу не приближаться. Возможны осложнения. — Он отцепил от пояса аннигилятор и поднял его, демонстративно сняв с предохранителя.
Капитаны
— Понимаешь, я подошел к этому чертову зеркалу, — они одновременно показали на одну из скал, и Кошкин увидел, что она действительно похожа на огромное зеркало, — и только отразился, как мое отражение тут же из него вышло. А теперь доказывает, что он — это я, а я — это он!
— Погодите, — сказал Кошкин. — Сейчас разберемся, — в этом он отнюдь не был уверен. От двойного голоса и мельтешенья четырех рук у него закружилась голова. — Нельзя, чтобы кто-нибудь один рассказывал?
— Можно. — Альварецы кивнули. — Давай я расскажу… — Они запнулись, махнули руками. — Ладно, пусть он расскажет. — И оба капитана замолчали.
— Уф-ф… — выдохнул Кошкин. Он испытывал большое желание почесать затылок. — Так не пойдет. Давай ты рассказывай, — он кинул правому Альварецу. — А ты Дополнишь, — сказал он левому. — Хотя нет… — Штурман замолчал и задумался. Капитаны выжидающе смотрели на него. — Аида на корабль! — решительно сказал Кошкин. — Там разберемся.
Альварецы отрицательно мотнули головами.
— В чем дело? — Кошкин нахмурился.
— Очень мне нужно чужаков на корабль пускать, — буркнули капитаны и, одновременно вскинувшись, возмущенно заорали: — Это кто же, интересно, чужак?!
— Опять? — рявкнул Кошкин. — Говорю же: не пойдет так! Немедленно миритесь — и за мной!
— Я, между прочим, ни с кем не ссорился, — сердито ответили оба Альвареца.
— Миритесь, я сказал! Живо!
Капитаны набычившись смотрели друг на друга.
— Подайте друг другу руки! Альварецы неохотно подняли руки.
— Ну? Долго вас упрашивать? Капитаны подали друг другу руки. Последнее, что успел увидеть Кошкин, была ослепительно белая вспышка.
Очнувшись, штурман долго тряс головой. При падении он ударился затылком и в придачу набил шишку на лбу о переднее стекло шлема.
Придя в себя окончательно, он изумленно огляделся. Все осталось прежним: гладкая, залитая солнцем поверхность планеты, черное небо, таинственная скала-зеркало.
Не было только капитанов.
— Вот черт… — растерянно пробормотал Кошкин. — То сразу двое, то вдруг ни одного… — Он еще раз огляделся.
— Кошкин… — услышал он вдруг и чуть не упал от неожиданности. Голос был растерянным, робким, но Кошкин сразу узнал его, потому что это был голос Альвареца. — Кошкин, ты как, а?
— Н-нормально… Аты где?
— Н-не знаю… Вроде бы здесь…
— Где — здесь?
— Возле
Кошкин отчаянно завертел головой, насколько позволял скафандр.
— Не вертись, голова отвалится, — сказал Альварец. — Все равно не увидишь. Я и сам не знаю, есть я еще или меня больше нет.
— В к-каком с-смысле? — спросил штурман и почувствовал, что у него застучали зубы.
— В каком, в каком… — проворчал незримый Альварец. — В самом прямом. Это все ты. Миритесь, миритесь! Мог бы, кажется, и сам догадаться, что отражение — оно же должно быть из антивещества.
— Аннигиляция?! — ужаснулся штурман.
— А что же еще?
— П-погоди… А ты как же?
— Как же, как же… Нет меня, понял?! То есть я, конечно, есть, но нематериальный. То есть невещественный, понятно?
— А… а к-какой?…
— Какой, какой… Физику учить надо было. Еще в школе. Или, по крайней мере, в Школе Космогации не сачковать. Я теперь не из вещества, а из энергии. Энергетический сгусток, так сказать.
Кошкину стало нехорошо. Он сел на обломок валуна и глубоко задумался. Видимо, Альварецу стало его жаль, и он ободряюще сказал:
— Да не расстраивайся ты так. С кем не бывает… Когато, эрго сум, все в порядке.
— Что? — убито переспросил штурман.
— Это по-латыни. Мыслю — следовательно, существую. На базе что-нибудь придумаем.
— До базы еще добраться надо, — вздохнул Кошкин.
— Доберемся, — уверенно пообещал Альварец. — Что с компьютером? Кошкин рассказал.
— Н-да-а… Хотя… Слушай, — возбужденным голосом заговорил невидимый Альварец. — Плюс-минус бесконечность, говоришь? Это же… Ну-ка, — оборвал он сам себя. — Сможешь влезть на скалу?
Кошкин смерил взглядом высоту, пожал плечами.
— То же мне — Эверест, — сказал он. — Конечно, смогу. А зачем?
— Надо, надо… Посмотри, что за этими скалами, и сразу же назад. Понял? Только не становись против зеркала, потом хлопот не оберешься…
— Сам знаю… — буркнул Кошкин, поднялся и зашагал к скалам.
На вершину он забрался неожиданно легко. Присев на выступ и немного отдышавшись, Кошкин внимательно осмотрелся. Картина, открывшаяся его взору по ту сторону скал, была очень похожа на ту, которая осталась за спиной.
Отдохнув, штурман решил продолжить путь и, спустившись, рассмотреть все поближе. Но, спустившись вниз и пройдя несколько шагов, он вдруг услышал голос Альвареца:
— Ты почему вернулся?
— Куда? — Кошкин ничего не понял. — А ты откуда взялся?
— Как это — откуда? — в свою очередь удивился капитан. — Тебя жду. Я же сказал: разведай обстановку по ту сторону скал. Есть у меня идея… А ты до вершины долез — и вернулся. Трудно, что ли?
— Н-не трудно… Я не возвращался… Я дальше пошел… — Штурман замолчал, пытаясь осознать происходящее. Альварец, по-видимому, занимался тем же.