Наши за границей. Под южными небесами
Шрифт:
– Не знаю, во что и одеться. Кто их знает, как здесь ходят!
– Да выгляни в окошко. Дам много проходит, – кивнул муж на улицу.
– Но ведь тут обыкновенная улица, а мы пойдем на морской берег. Мне Марья Ивановна рассказывала, что на морском берегу гулянье, всегда гулянье.
– Ну так и одевайся, как на гулянье.
– Давеча, когда я смотрела в окошко, дамы все больше в светлых платьях проходили.
– Вот в светлое платье и одевайся. Ведь у тебя есть.
– Хорошо, я оденусь в светлое. Но большой вопрос в шляпке. Что здесь теперь: осень или лето? По-нашему осень, но ведь здесь юг, Биарриц, морское купанье. Если
– Ничего я, матушка, об этом не думаю. Это не по моей части, – отвечал тот, смотря в окно.
– Ах, так ты думаешь только об одних молоденьких горничных в передничках и чепчичках? – уязвила она его.
– Лето здесь, лето… Надо одеваться по-летнему. Купальный сезон, так, значит, лето.
– Однако он называется осенний сезон.
– Ну и одевайся как знаешь.
Глафира Семеновна одевалась долго. Только к десяти часам она была готова, пришпилила к горлу брошку с крупными бриллиантами и надела на руку дорогой бриллиантовый браслет. Наконец супруги стали спускаться с лестницы. В швейцарской с ними низко-пренизко раскланялся хозяин, приблизился к ним и заговорил по-французски. В речи его супруги опять услышали слово «пансион», произнесенное несколько раз.
– Дался им этот пансион! – воскликнул Николай Иванович по-русски и тут же прибавил по-французски: – Апре, апре, монсье!.. Нужно манже, а апре парле де пансион [27] .
Супруги вышли на улицу.
X
Глафира Семеновна прочитала на углу дома, что улица, на которую они вышли, называется улицей Мэрии, и тотчас сообщила о том мужу, прибавив:
– Мэрия у них – это все равно что наша городская дума.
– Знаю я. Что ты мне рассказываешь! – отвечал супруг и спросил: – Ну, куда ж идти: налево или направо?
27
Потом, потом, мсье. Нужно поесть, а потом говорить о пансионе.
– Да уж пойдем к морю. Ведь мы для моря и приехали. Вон море виднеется, – указала она проулок, спускающийся к куску синей дали.
Они стали переходить улицу Мэрии, засаженную около тротуаров платанами, и увидали, что дома ее сплошь переполнены магазинами с зеркальными стеклами в окнах. В проулке, ведущем к морю, направо и налево были также магазины с выставками на окнах. В открытые двери магазинов виднелись приказчики в капулях и с закрученными усами, перетянутые в рюмочку разряженные продавальщицы. Супруги остановились перед окном магазина, где за стеклом были вывешены шерстяные купальные костюмы.
– А вот они, купальные-то костюмы! – воскликнула Глафира Семеновна. – Посмотри, какая прелесть этот голубой костюм. Голубой с белым, – обратилась она к мужу. – Мне, как блондинке, он будет к лицу. Вот его я себе сегодня и куплю.
Из магазина тотчас же выскочил молодой приказчик с карандашом за ухом и с черными усами щеткой и, поклонившись, произнес по-французски:
– По случаю конца сезона все вещи продаются с уступкой двадцати двух процентов,
– Уй, уй… Ну зариврон апре [28] , – кивнула ему Глафира Семеновна.
А супруг ее заметил:
– Замечаешь, здесь тоже на апраксинский манер зазывают.
Но вот перед ними открылось необозримое синее пространство. Они подошли к террасе, обрывающейся прямо к морю и огороженной железной решеткой с кустарными насаждениями, тщательно подстриженными в линию. Это был маленький залив, и налево виднелся также крутой берег с очертаниями вдали голубовато-серых и фиолетовых гор, подернутых легким туманом. Направо, тоже на берегу, высились пятиэтажные строения гостиниц, несколькими террасами спускающиеся к воде. Далее по берегу виднелся маяк. Супруги взглянули вниз и увидали, что у самой воды на песке, на который устремлялись белые пенистые морские волны, как муравьи копошились дети с няньками и гувернантками, а выше, на тротуаре набережной, пестрыми вереницами тянулась гуляющая публика.
28
Да, да… Мы приедем потом.
– Какая прелесть! – невольно вырвалось у Глафиры Семеновны. – Смотри, вон вдали парус виднеется, – указала она мужу.
– Хорошо-то хорошо, но, по-моему, в Ницце на Жете Променад лучше, – отвечал Николай Иванович.
– Надо спуститься вниз.
– Но как?
– Вот налево дорога вниз идет.
И супруги начали спускаться к воде по крутой дороге, идущей извилинами и внизу разветвляющейся на несколько тропинок. Они взглянули назад и увидали, что за ними остались десятки крупных построек с громадными вывесками гостиниц.
– «Гран готель», «Готель д’Англетер», «Готель де Казино»… – прочел Николай Иванович и прибавил: – Все гостиницы. Вон еще готель… Еще…
– Да ведь и в Ницце главным образом все гостиницы, – отвечала супруга.
Но вот и набережная со спусками на песчаный берег. Слышен шум набегающих на песок волн, увенчанных белыми пенистыми гребнями и рассыпающихся в мелкие брызги.
– Смотри-ка, смотри-ка, ребятишки-то почти все голоногие, – указала мужу Глафира Семеновна. – Какие нарядные и голоногие.
– Да ведь это же нарочно. Это не потому, чтобы у них не было сапогов или из экономии. Это новая система закала здоровья, – отвечал супруг.
Глафира Семеновна обиделась.
– Неужели же ты думаешь, что я дура, что я не понимаю? – сказала она. – А я только так тебе указываю. В Германии есть лечебница, где и взрослых, даже стариков и старух, заставляют босиком и с непокрытой головой под дождем, по мокрой траве и по лужам бегать. И в этом заключается лечение. Я читала. И самое модное лечение.
– Слыхал и я. Теперь чем глупее лечение, тем моднее.
– А собак-то, собак-то сколько! – дивилась супруга. – Людей-то, однако, покуда я не вижу купающихся.
Супруги двинулись по набережной. Гуляющих было довольно много. Почти все мужчины были в серых фетровых шляпах или в триковых испанских фуражках. Преобладали светлые костюмы. Мужчин было больше, чем женщин.
– Однако я не вижу здесь особенных нарядов на женщинах, – заметила Глафира Семеновна. – Говорили: «Биарриц, Биарриц! Вот где моды-то! Вот где наряды-то!» А тут, между прочим, есть дамы в платьях чуть не от плиты…