Наши за границей. Под южными небесами
Шрифт:
Дверь купе отворилась. Вбежал носильщик в синей блузе и заговорил на ломаном французском языке. Что он говорил, супруги не понимали.
– Испанец, – сказала Глафира Семеновна мужу про носильщика. – Слышишь, как он говорит-то? И меня синьорой называет. – Вуатюр пур ну… [22] «Готель де Франс», – объявила она носильщику.
Супруги вышли из купе и поплелись за носильщиком.
У станции стояли и кареты, и омнибусы. Нашлась и «Готель де Франс», супруги не обманулись. Был на станции и проводник из «Готель
22
Повозку для нас…
А дождь так и лил, так и хлестал в стекла окон омнибуса. По временам завывал ветер, сверкала молния и гремел гром. Была буря. Омнибус, в ожидании багажа, стоял около плохо освещенного одним газовым фонарем станционного подъезда. Площадь перед станцией была вовсе не освещена, и чернелось совсем темное пространство. На подъезде переругивались носильщики на непонятном языке, который супруги принимали за испанский, но который был на самом деле местный язык басков. Все было хмуро, неприветливо. Николай Иванович взглянул на часы и сказал:
– По парижскому времени четверть одиннадцатого. Достанем ли еще чего-нибудь поесть-то в гостинице? Есть как волк хочу, – прибавил он. – Две порции румштека подавай – и то проглочу!
– Уж и поесть! Хоть бы кофе или чаю с молоком и булками дали – и то хорошо! – откликнулась супруга.
Но вот сундук принесен и взвален на крышу омнибуса, проводник вскочил на козлы, и лошади помчались по совершенно темному пространству. Ни направо, ни налево не было фонарей. Глафира Семеновна была в тревоге.
– Уж туда ли нас везут-то? – говорила она. – В гостиницу ли? Смотри, какая темнота…
– А то куда же? – спросил супруг.
– Да кто же их знает! Может быть, в какое-нибудь воровское гнездо, в какой-нибудь вертеп. Ты видал проводника-то из гостиницы? Рожа у него самая разбойничья, самая подозрительная.
– Однако у него на шапке надпись «Готель де Франс».
– Да ведь можно и перерядиться, чтобы ограбить. Что меня смущает – это темнота.
– Полно… Что ты… Разве это возможно? – успокаивал супруг Глафиру Семеновну, а между тем уж и сам чувствовал, что у него холодные мурашки забегали по спине.
– Главное – то, что мы в карете одни. Никто с нами в эту гостиницу не едет, а приехали в Биарриц много, – продолжала супруга.
– Не думаю я, чтобы здесь проделывали такие штуки. Европейское модное купальное место.
– Да, модное, но здесь испанская земля начинается, а испанцы, ты, я думаю, сам читал, – нож у них на первом плане… нож… разбойничество…
Николай Иванович чувствовал, что бледнеет. Он выглянул в открытое дверное окно омнибуса и затем произнес дрожащим голосом:
– В самом деле, по лесу едем. Стволы деревьев направо, стволы деревьев налево, и никакого жилья по дороге. Не вынуть ли револьвер? Он у меня в саквояже, – сказал он жене.
– Да ведь он у тебя не заряжен.
– Можно зарядить сейчас. Патроны-то у тебя… Ах,
– Ну, вот ты всегда так! – набросилась на мужа Глафира Семеновна. – Стоит возить с собой револьвер, если он не заряжен! А вот начнут на нас нападать – нам и защищаться нечем.
– Да ведь никто не знает, что не заряжен. Все-таки им можно напугать. Я выну его.
И Николай Иванович стал отворять саквояж.
– Постой… Погоди… Фонари появились… Улица… Мы выехали из леса… – остановила мужа Глафира Семеновна.
Действительно, выехали из леса. Ехали улицей с мелькавшими кое-где газовыми фонарями. То там, то сям попадались постройки. На одной из них виднелась даже вывеска: «Hotel de Bayoune». Наконец постройки пошли уж вплотную.
– Ну, слава Богу, город… здесь если что случится, так и караул закричать можно. Услышат… – сказала Глафира Семеновна и перекрестилась.
Николай Иванович тоже ободрился и тотчас же стал упрекать жену:
– Какая ты, однако, трусиха… Это ужас что такое!
– Да ведь и ты то же самое…
– Я? Я ни в одном глазе…
– Однако за револьвером полез.
– Это чтоб тебя успокоить.
А дождь так и лил, ветер так и завывал, гремя железными вывесками.
Омнибус остановился перед железной решеткой, за которой виднелся двухэтажный дом с освещенной фонарем вывеской «Hotel de France», висевшей над входной дверью. Из двери выбежал мужчина с непокрытой головой и с распущенным зонтиком, отворил дверцы омнибуса и, протянув руку Глафире Семеновне, помог ей выйти и под зонтиком проводил ее до входа.
Сзади ее перебежал и Николай Иванович.
Супруга стояла в швейцарской и говорила:
– Коробки со шляпками… Бога ради, коробки со шляпками чтоб не замочило! Ле картон авек де шапо… ля плюй… же ву при, авек параплюи… [23] Николай Иваныч, бери зонтики и беги в карету за коробками.
VIII
Комната в гостинице осмотрена супругами. Цена сообщена. Их сопровождал хозяин-француз, тот самый, который выскочил из гостиницы с зонтиком к Глафире Семеновне.
23
Коробка со шляпой… Дождь… Пожалуйста, с зонтиком…
– Дорого… – сказал Николай Иванович в ответ на объявленную цену. – Се шер… [24] Больше шер, чем в Париже. А Пари дешевле…
Он хотел было торговаться, но Глафира Семеновна перебила его.
– Брось… Биарриц ведь самое дорогое, самое модное место, – сказала она. – Здесь само собой дороже Парижа.
– Модное-то модное, но почем знать: может быть, мы не в центре города, а в каком-нибудь захолустье? Да и верно, что в захолустье, судя по той пустынной дороге, по которой мы ехали.
24
Это дорого.