Наши за границей. Под южными небесами
Шрифт:
– Какой вечер-то прекрасный! – сказала мужу Глафира Семеновна. – Смотри, какая яркая луна! Как, должно быть, теперь красиво на море.
– А вот сейчас увидим, как подойдем к казино, – отвечал супруг.
Они свернули в улицу, стали спускаться к берегу – и им открылся дивный вид посеребренного синего моря, над которым стоял громадный шар бледной луны. Здание казино было налево. Балкон его был освещен электричеством, и с него доносились звуки струнного оркестра. Супруги хотя и не были особенными друзьями природы, но остановились и залюбовались лунным видом, большой золотисто-серебряной полосой от луны.
– Вон и Большая Медведица здесь есть, только кажется, что у нас она как будто больше. Вот и Малая Медведица… – указывал он на звезды.
– Пойдем в казино. Чего тут стоять! – торопила его жена. – Шляпка отсыреет. На мне новая соломенная шляпка с цветами из перьев.
– А вот и Треугольник…
– Брось. Пойдем.
– Постой, душечка, дай Пса и Псицу отыскать.
– Ну вот… Какой еще такой Пес и Псица на небе.
– Есть. Все животные на небе есть, как и на земле. Пес, Лев, Кошка, Тигр…
– Ври больше. Пойдем. Ну статочное ли дело, чтобы на небе Пес! Это даже и неприлично.
– Позволь… Если Медведица есть, то отчего же Псу не быть? Такая же божья тварь.
– Ты пойдешь в казино или не пойдешь?! – возвысила голос супруга.
– Иду, иду… Эх, не дашь уж и на звезды посмотреть! – проговорил Николай Иванович и направился за женой.
– На звезды смотрят ученые люди, астрономы на обсерватории, а зачем тебе звезды? – был ответ.
Вот и подъезд казино. Около него стоял один-единственный экипаж, и кучер на козлах курил трубку. Ливрейный швейцар распахнул перед супругами дверь, и открылся великолепный вестибюль. Шла мраморная лестница вверх, застланная ковром. Стены были расписаны живописью. Стояли статуи. Налево помещался прилавок кассы, и за ним кассирша, затянутая в рюмочку и с живыми цветами в волосах.
– Де билье… – обратилась к ней Глафира Семеновна.
– Прикажете вам два абонемента на месяц? – спросила кассирша.
– Нон, нон. Де билье пур ожурдюи [45] .
– Тогда возьмите абонемент на неделю.
– Нон, мерси. Пур ожурдюи… – стояла на своем Глафира Семеновна. – Зачем нам абонемент? С какой стати? Может быть, еще и не понравится, – сказала она мужу.
– Абонемент, мадам, обойдется вам вдвое дешевле, – поясняла кассирша и оторвала два билета, взяв за них по три франка.
45
Нет, нет. Два билета на сегодня.
– Как навязывает-то! Должно быть, делишки здесь не особенно важны, – заметил Николай Иванович.
Супруги поднялись по лестнице и очутились в длинной галерее с диванами по стенам. Галерея была совершенно пуста. Они прошли ее и очутились в буфетной комнате. Стояли маленькие столики. В глубине помещалась буфетная стойка с фруктами в вазах и целая батарея бутылок, из-за которой торчала голова буфетчика. Буфетная была также пуста. В ней уныло бродил лакей во фраке и за одним из столиков перед самой маленькой рюмкой коньяка сидел громадного роста мужчина с большим животом и, откинувшись
– Однако публики-то не завалило! – заметил жене Николай Иванович.
– По всем вероятиям, на музыке. Ведь музыка играет, – отвечала жена.
Они прошли в зал. Зал также был пуст. Двое дверей из зала вели на балкон, и там слышалась музыка. Супруги вышли на балкон, висящий над морем. Балкон громадный, во весь этаж, весь уставленный мраморными столиками, но за ними опять-таки сидело не более пяти человек. В выстроенном на балконе стеклянном киоске играл небольшой струнный оркестр. Дирижер во фраке и белом галстуке так и надсажался, махая смычком.
– Где же публика? – дивилась Глафира Семеновна. – И Оглотковых нет, и доктора нет, а ведь как просили нас прийти сюда!
Они прошли вдоль всего балкона и смотрели в лица немногочисленных слушателей музыки. Одиноко за одним из столиков, перед остывшей чашкой кофе, спал рыжий бакенбардист в смокинге, прислонясь головой в серой шляпе к стене и опустя вниз руку, в которой была сжата газета. Далее сидела пожилая дама, сильно закутанная в перовые боа и смотревшая на освещенное лунным светом море. Она облокотилась на столик и тоже дремала. Еще подальше – дама с мужчиной во фраке. Дама сидела перед чашкой с шоколадом или кофе, была нарядно одета в шелковое платье и в малиновое сорти-де-баль, опушенное перьями белых марабу, а мужчина клевал носом, вздрагивая черным цилиндром.
– Что это, сонное царство, что ли? – продолжала недоумевать Глафира Семеновна. – Как хорошо слушают музыку! Вот меломаны-то!
– Да ведь после обеда, так уж какая тут музыка! Наелись вплотную, ну, винца хлобыстнули малость, а теперь вот здесь, в холодке, и сморило их, – отвечал супруг. – Музыка после обеда – беда, сейчас в сон ударит. Я по себе знаю.
Они шли дальше, и вдруг показалась стеклянная дверь, выходящая на балкон. В стекла этой двери виднелась целая толпа публики, окружавшей большой стол.
– Вот, вот где все собрались! – воскликнула Глафира Семеновна. – А мы-то ищем на балконе над морем! Кому теперь охота на сырости!.. Входи скорей. Надо посмотреть, что тут делают.
Николай Иванович отворил дверь, и они вошли в комнату с позолотой на потолке и на стенах и стали смотреть, чем были заняты мужчины и дамы. Оказалось, что тут была игра «в лошадки», нечто вроде рулетки. На разлинованное зеленое сукно стола с нумерами игроки бросали франковики и двухфранковики, усатые крупье нажимали шалнер, по столу двигались цинковые раскрашенные лошадки с красными, белыми, желтыми и зелеными жокеями, и когда останавливались, раздавался возглас нумера, который выиграл.
– Как в Ницце, совсем как в Ницце, – сказала Глафира Семеновна. – Помнишь, мы играли в Ницце? Надо и здесь поставить.
– Погоди, матушка. Дай осмотреться-то порядком, – отвечал супруг.
Далее был стол с шаром, пускаемым с желоба на зеленое сукно с лунками, – тоже игра. И около этого стола стояло человек пятнадцать нарядных мужчин и дам, бросающих на жертву игорному откупщику серебряные франки.
Около этого стола Глафира Семеновна увидала и мадам Оглоткову, в шляпке, в гранатового цвета шелковом платье и белом сорти-де-баль. Она тронула Оглоткову за плечо и сказала: «Здравствуйте». Та обернулась и произнесла: