Наши знакомые
Шрифт:
Он съел три яйца и четыре куска хлеба с маслом. Потом он отрезал, себе ломоть сыру и налил чаю. После он вдруг принялся объедать крем с остатков торта.
— Что смотришь? — спросил он, заметив что Антонина глядит на него. — Хочешь крему? — и он протянул ей на своей ложке большой кусок кофейного крема.
— Не хочу.
Причесавшись перед зеркалом, он оделся, подошел к Антонине, коротким жестом расстегнул на ней халат и поцеловал ее в грудь.
Она стояла бледная, с опущенными руками.
— Ну
Антонина молчала.
— Ну ладно, отдохни, а я смотаюсь на свою коробку, расскажу насчет своей женки. Эх и женка у меня! Не понимаешь ты, Тоська, своей сладости…
Надев фуражку, он ушел.
Через несколько дней дворник принес открытку. Аркадий Осипович написал приблизительно, без номера квартиры, — муж Татьяны воспользовался случаем что-нибудь узнать о своей «беглой» и приехал на Петроградскую трамваем…
Дверь за дворником захлопнулась, Скворцов проснулся. Было послеобеденное время, за обедом он сытно поел, выпил три рюмки английской, его потянуло вздремнуть. Проснувшись, он увидел в руке Антонины открытку.
— Откуда?
Она стояла и улыбалась.
Скворцов вскочил с кровати и попытался выхватить у Антонины открытку.
— От Аркадия Осиповича, — ответила она спокойным, улыбающимся голосом.
— От какого Аркадия Осиповича?
Испуг его прошел, как только он узнал, что открытка не из клуба. В первую минуту ему показалось, что Антонина улыбается именно потому, что открытка из клуба.
— Что за Аркадий Осипович? — уже лениво спросил он и лег в кровать.
— Был у меня один знакомый, — все еще улыбающимся голосом сказала Антонина, — ты его не знаешь.
— Какой знакомый? Я всех знакомых знаю.
— А его не знаешь…
— Дай-ка открытку.
Она молчала.
Скворцов нашарил выключатель над изголовьем, зажег лампу на тумбе и закурил. Антонина читала у окна и улыбалась.
— Что смеешься? — спросил Скворцов. — Смешно пишет?
— Смешно, — сказала Антонина.
— Дай сюда открытку.
— Не дам.
— Дай!
— Открытка мне, — дрогнувшим голосом сказала Антонина, — ты ее не получишь.
Скворцов положил трубку на мраморную доску тумбы и спустил ноги с кровати. Он был в носках, в шелковой рубашке, без воротничка. Волосы его смешно торчали.
— Дай открытку.
— Не дам!
Он встал с кровати и пошел к Антонине. Она быстро спрятала открытку на груди. Он молчал.
— Уходи, — с трудом сказала она.
— Дай открытку.
— Я тебе сказала…
Но он не дал ей договорить. Схватив ее за руку повыше локтя, он разорвал на ней блузку, рубашку и лиф… Открытка медленно упала на пол. Скворцов наклонился за ней, Антонина толкнула его, он потерял равновесие и упал. Она вдруг громко
Прочитав, Скворцов оглянулся.
Она смотрела на него. Руки ее были прижаты к груди, широко открытые глаза блестели.
— Кошка, — сказал он и подошел к ней.
— Уйди!
Скворцов засмеялся.
— Это что за Аркадий Осипович? — спросил он снисходительным голосом. — Артист, что ли?
— Уйди, — повторила Антонина.
Он начинал терять терпение.
— Ну, брось, — сказал он, — что, в самом деле, повздорили и хватит…
Антонина молчала.
Скворцов попытался обнять ее, но она больно ударила его локтем в грудь и вырвалась. Он матерно выругался и опять подошел к ней.
— Что тебе нужно? — спросила она.
Скворцов стоял перед ней растерянный.
— Уходи, — сказала она, — или я уйду.
— Одурела?
Она молча достала из гардероба пальто, переодела платье, причесалась и постояла в нерешительности, не зная, что делать дальше. Потом она увидела Скворцова в зеркале: сунув руки в карманы штанов, он глумливо улыбался. Она надела пальто и пошла к двери. Скворцов окликнул ее, но она не оглянулась. Он окликнул ее во второй раз. Она пошла быстрее. Ей нужно было двигаться, идти, бежать…
Весь вечер она ходила по улицам и думала. «Ни за что, — говорила она, — ни за что».
Это значило, что больше не вернется к Скворцову. Вначале она была уверена, что никогда не вернется к нему. Но потом она с испугом вспомнила, что ей негде даже переночевать, что у нее нет ни копейки денег, что документы остались на полочке в буфете и что все вещи на ней принадлежат Скворцову. Но вслед за этим она представила себе его лицо, это выражение, с каким он ее встретит, и опять сказала:
— Нет, нет, ни за что, ни за что…
Было мозгло. Фонари, раскачиваемые ветром, скрипели и мигали. На проспекте Красных Зорь к ней пристал пьяный толстяк в кубанке и в пальто колоколом. Она убежала от него, зашла в ворота чужого дома и там отдышалась.
«А дальше что? — думала она. — Через час, через три часа, ночью? Пойти к Рае? Нет, она уехала. К Вале? Не надо. Куда же мне пойти, куда? Наступит ночь, погаснут фонари, никого на улицах не будет… Что же делать?»
Она пошла на Невский, но не дошла и повернула обратно.
Когда она отворила дверь, Скворцов, лежа на кровати, читал «Вечерку». В комнате было полутемно, горела лампа под густым синим абажуром. Пахло табаком.
Антонина сняла пальто, ушла в ванную и заперлась на крючок. Там она просидела до поздней ночи, ни о чем не думая, не плача, усталая, разбитая, побежденная.