Насильно твоя
Шрифт:
Эмиля пытали, но он ничего не сказал… Он и не мог. Он ничего не знает! Меня не допрашивали, но это я могла рассказать правду. И теперь нас убьют за это. За деньги, на которые Лазарь и партнер Эмиля положили глаз.
— Попробуем еще, — сказал вошедший.
Я резко повернулась и открыла рот, собираясь выкрикнуть правду в лицо. И плевать, что снова ударят! Но увиденное остудило меня: у бедра он держал пистолет, стволом к полу. Пальцы нервно играли на рукояти.
— Пожалуйста, — залепетала я и попыталась встать
Я хотела остановить его… Вымолить себе жизнь.
Ноги совсем не слушались: с ободранной кожей, я стояла на бетоне фактически голой плотью. Они болели, будто в них вбили раскаленные штыри. Колени отказывались разгибаться.
Он стремительно шел ко мне со спокойным лицом.
Короткий замах и тыльная сторона рукоятки полетела в висок. Это был мощнейший удар. Боль прострелила голову насквозь. На мгновение я решила, что так меня пытаются добить, пожалев пулю.
Я мешком повалилась на пол.
Оглушенная, с белой пеленой перед глазами. Темнота будет потом. А сначала — белая вспышка, возникшая в сознании, как ядерный взрыв.
— Эмиль, — в беспамятстве позвала я.
Бетонный пол ударил меня в бок. Я услышала глухой удар, но не почувствовала боли. Оглушенная, по инерции перекатилась через правый бок и застыла в полузабытьи.
Боль как будто исчезла. Странно — после такого-то удара.
Я обессилено лежала на боку, глядя в серый бетон. Глаза щипало от сухости, но ни моргнуть, ни закрыть веки я не могла. Даже не уверена, что еще дышала.
Висок ощущался чужим. Вместо него было что-то другое, чужеродное. Даже не знаю, сломали мне височную кость или нет. Нервные окончания исчезли, я никак его не чувствовала.
Скрип двери — кто-то вошел еще. Приглушенные голоса.
Меня перевернули на спину.
Я почти ничего не видела: плывущее серое марево, в центре которого мерцало что-то светлое. Это была лампа на сером обшарпанном потолке. Просто мерцающая лампа.
Меня окружили темные силуэты, но я не различала лиц. Они стояли надо мной, голой и избитой, а я не могла даже пошевелиться.
Они с кем-то говорили.
Надо подняться, хотя бы попробовать, но я не могла. Ободранная, мокрая, вся в крови, я могла только дышать и сосредоточилась на этом. Вдох-выдох… Это несложно.
Один из них опустился за моей головой на колени. Я видела только силуэт. Кто-то прижал мои запястья к полу, заломил наверх.
Как Эмиль, когда пытался предать в солнечном свете красивое положение моему телу.
— Эмиль, — позвала я, вспомнив о нем.
Еще один надо мной склонился.
Мне развели ноги и я ощутила такую сильную боль в промежности, что она затмила все остальное. Я дернула руки движением, похожим на мышечный спазм. Вырваться не удалось.
И очень скоро я поняла, что уже не спастись. Оцепенение спало, но я была слишком слабой, чтобы сопротивляться.
— Эмиль! — зарыдала я.
Я возилась, пока кто-то не вжал ладонь мне в лицо, прямо в отбитую скулу.
Чье-то тело пригвоздило меня к бетону, с моими ногами что-то делали — раздвигали, мяли или подгибали. Так мучительно долго — первый возился минут десять, и это только первый. Их здесь не меньше трех.
Хоть бы он пришел…
Моя вера в Эмиля была так сильна, что я надеялась — он сможет. Несмотря на пытки, несмотря на то, что и сам не способен идти или говорить. Если он вообще жив.
Они ведь сказали, что трахнут меня перед смертью.
— Эмиль! — завизжала я, пока очередной удар не отбил охоту орать.
И тогда я сделала последнее, на что была способна после сегодняшней ночи. Я сделала вид, что это не со мной. Я даже не просила, чтобы меня убили — меня здесь просто не было.
Последнее, что я запомнила, была мощная удушающая хватка на шее. В горле клокотала от дыхания кровь и я пялилась вверх — на пистолет прижатый к моей голове. Перед глазами была спусковая скоба, на крючке напрягся палец третьего по счету мужчины, что меня изнасиловал.
Лучше всего в память врезался его медальон. Он выскочил из воротника рубашки и раскачивался на длинной цепочке прямо надо мной. Маленький золотой диск с выгравированной головой льва.
А потом я потеряла сознание.
Глава 34
В себя меня привел ледяной всплеск. Меня окатили холодной водой.
Я открыла глаза, широко разевая рот, чтобы не захлебнуться. Я лежала на полу в позе эмбриона, поджав ноги. Намокшие волосы залепили глаза, и я убрала их с лица, пытаясь привстать.
Ладонью уперлась в пол, но мышцы не выдержали. Задрожали, как перетянутая струна, и я повалилась на бетон.
Я молилась, чтобы чувствительность не возвращалась подольше. Но резь между ног появилась вместе с болью в измученном теле. Сейчас я была одна в комнате. Тот, кто плеснул на меня водой вышел в коридор — оттуда доносились голоса.
Ничего не закончилось. Мне казалось, что хуже быть не может. Я ошибалась.
Я обняла колени и сжалась в комок. Больше я не пыталась встать. В душе была пустота — я не чувствовала ничего, кроме желания жить. Но даже оно было каким-то черным и куцым, как у замученного животного.
Сквозь сжатые губы вырывались жалкие звуки. Я хныкала, не в силах справиться с собой. Затем раскашлялась, отхаркивая свернувшуюся кровь. Меня обволакивало болью, затопляло ею. Тело было изжеванным, словно меня сбила машина и долго волокла за собой.