Насильно твоя

Устинова Мария

— Надеюсь, ты не думаешь, что мне приятно смывать с рук кровь своей жены, Дина, — тихо сказал он.

Он мыл руки неторопливо, в сток утекала розовая вода. Напряженное лицо было пустым — никакого раскаяния.

— Я хочу, чтобы этого больше не повторялось. Хорошо?

Меня трясло, висок закаменел, вызывая знакомую боль. Эмиль ударил меня всего лишь раз, а ощущение, словно пинал ногами.

Я не могла выдавить ни слова — онемела.

— Дина, я жду.

Я с трудом кивнула.

— Хорошо, — заключил он. —

Приведи себя в порядок.

Я набрала воды в дрожащие ладони, чтобы промыть нос. Эмиль следил, как я умываюсь.

— Холодной, — без эмоций посоветовал он.

Я прикрутила горячую, а холодную пустила на полную.

И вправду помогло.

Он принес свежую сорочку взамен испачканной и оперся спиной на косяк. Эмиль хотел, чтобы я переодевалась при нем.

— Я тебя одну не оставлю, — он заметил заминку. — Хочу, чтобы была перед глазами.

Я взглянула ему в глаза, пустые, как будто мертвые. Он о том, что меня там изнасиловали? Почему он так сказал?

— Я не убегу и ничего не сделаю, — пролепетала я.

— Переоденься, — велел он.

Я шмыгнула носом. Я не хотела стягивать рубашку при нем. Он видел меня голой, нам даже было хорошо вместе — неужели это правда, неужели такое было когда-то… Но больше я не могла при нем раздеться. У меня буквально опускались руки.

— Дина, — надавил он. — Не вынуждай…

Я взялась за подол прежде, чем он закончил. В душе было черным-черно и появилось ощущение, что надо мной вновь осуществляют насилие. Я повернулась к нему спиной, пряча слезы и опустив голову, стянула рубашку через голову.

Эмиль подал чистую. Он никак не реагировал: ни на наготу, ни на слезы, ни на мое избитое тело, которое теперь напоминало шкуру леопарда.

— Завтра придет человек, посмотрит тебя. Он врач, — прозвучало так, будто с этим врачом что-то не так. — Держи.

Я завернулась в рубашку, приятно пахнущую свежим бельем. Нагота напоминала о собственной слабости, о той ночи, которую хочу забыть… Одетой я чувствовала себя защищенной. Я теперь даже мыться не могу, переодеваться. Все напоминало о случившемся.

Молчу о том, чтобы раздеться перед мужчиной. Эта мысль вызывала отвращение и панику. Перед врачом тоже придется раздеваться? Не хочу. Не буду.

Я закрыла глаза, чувствуя, как меня трясет от зарождающейся истерики. Так хотелось, чтобы меня обняли, хоть кто-то… Хоть на мгновение… Мама.

Теперь это нереально.

— Пойдем на кухню, — Эмиль первым вышел из ванной.

Я шла следом, низко опустив голову. Даже в мысли себе не хотелось заглядывать, не то, что в зеркало.

На кухне было темно. Ощущая себя в чужом теле и в чужом месте, я безропотно налила в турку воды. Смотрела перед собой в точку, сжав губы. Я не могла вернуться в реальность. Она ускользала. Мне и не хотелось сюда, здесь слишком тягостно.

Но как-то я еще дышала. Кое-как.

Я слушала, как по квартире ходит

мой муж. Он мыл пол в коридоре — слышно, как возит влажной тряпкой, затем отжимает в ванной и моет снова. Убирал мою кровь.

Все стихло, но, кажется, он идет сюда…

Я поставила турку на огонь. Ее внутренняя поверхность покрылась мелкими пузырьками. Эмиль сел за стол позади. Я заметила, что непроизвольно сутулю плечи и пригибаю голову, словно боюсь нападения со спины.

Хотелось стать маленькой и незаметной. Раствориться.

Я шмыгнула, чувствуя влагу в носу. Из левой ноздри выкатилась быстрая струйка — «последний привет» удара Эмиля. Капли пролились на грудь, а последняя в воду, окрасив ее кровавыми нитями.

Я зажала ноздрю запястьем и запрокинула голову. От рези в носу слезились глаза. Надо выключить воду, переделать кофе… Пульс быстрыми молоточками стучал в висках.

Я снова шмыгнула, рассматривая потолок. И почему-то казалось, что теперь это станет для меня привычным делом. Эта поза, эта боль.

Позади зашелестела ткань — Эмиль встал. Спиной я ощутила, как он подошел и прижался: грудь и живот напряглись, как перед дракой. Слишком высокий, слишком крупный, чтобы дать отпор. Стокилограммовый мужик раздавит меня, если захочет.

— Кровь пошла?

— Прости, — выдавила я с закрытыми глазами. — Эмиль, я сейчас все переделаю. Не надо… Не бей.

Глава 41

Эмиль обхватил меня поперек груди. Другой рукой включил холодную воду и бросил в мойку полотенце.

Затем запрокинул голову повыше, придерживая под подбородок.

— Не двигайся.

Макушка почти коснулась его груди, он хотел, чтобы я оперлась на него. Кровь пошла в горло. Я едва сдержалась, чтобы не раскашляться кровавыми брызгами мужу в лицо. За это он меня убьет.

Эмиль отжал полотенце, выдавливая из него воду, и прижал к моему лицу. Я замычала — оно было ледяным.

— Сейчас пройдет, — сказал он и добавил. — Слизистая слабая.

Я тихо застонала, открывая рот шире — нос заложило, полотенце мешало дышать. Оно же залепило глаза, но от этого было легче. Во-первых, холод приводил в чувство, голова прояснилась, во-вторых, с закрытыми глазами проще жить. Я не вижу блестящий потолок, на котором отражаются огни с ночного Ворошиловского.

Этот чертов мир живет, как и прежде. Ему на меня плевать, даже если я распадусь на куски.

Эмиль попятился, увлекая меня за собой, и усадил на стул. Я осторожно села — голова еще была запрокинута. Он убрал полотенце, и я открыла глаза со слипшимися от воды ресницами. Влажные, с отпечатками махровой ткани на отекших веках.

Перед глазами все расплывалось от слез и воды. Эмиль сосредоточенно рассматривал мой нос, осторожно поворачивая голову, чтобы лучше видеть. На кухне сумрачно, но даже на слабый свет смотреть было больно.