Наследие джиннов

Гамильтон Элвин

— Что у тебя с ногой? — спросил он.

— Оставь его в покое! — выкрикнула я, но никто не обратил на меня внимания.

— Врождённый вывих, — спокойно ответил Тамид.

Пара дюжин солдат и сотня-другая обитателей Пыль-Тропы жадно ловили каждое слово. Ужас в их глазах смешивался с любопытством.

— Ну тогда… — Офицер зашёл ему за спину. — Думаю, такая нога особо и ни к чему.

Грохнул выстрел — пуля пробила Тамиду колено. Крик боли утонул в моём визге, и калека скорчился на песке. Возмущение толпы прорезал новый вопль — в руках бело-золотых

билась мать Тамида.

— Ну что скажешь, Бандит? — злобно ощерился Нагиб, перекрикивая общий гвалт. — Где одна нога, там и другая… — Он прицелился Тамиду в здоровое колено.

— Нет! — завопила я.

— Тогда признавайся, и быстро! Где он?

— Не знаю! — всхлипнула я. — Правда, не знаю! Он был здесь, приходил, но ушёл.

— Когда? — Ко мне приблизилось надменное лицо с горящим от бешенства взглядом.

— На закате… пару часов назад.

— Куда ушёл?

— Я не знаю!

Рукоятка револьвера врезалась мне в лоб, кровь залила глаза. Свет качающихся фонарей расплывался алыми пятнами.

— Где он?

— Не знаю! — повторила я, не в силах ничего выдумать, кроме правды.

— Я выстрелю снова, — прошипел Нагиб, — и на сей раз уже не в ногу!

— Не сказал он куда! — выкрикнула я ему в лицо. — Зачем ему со мной делиться?

— В какую сторону побежал?

— Не знаю!

Горячий металл револьвера обжёг мне висок.

— Лгать грешно, и тебе это известно…

Мир вокруг с грохотом раскололся в огненной вспышке.

Звон в ушах… Ничего, кроме звона.

Тамид… Что с Тамидом?

Я лежала уткнувшись лицом в песок. Приподнялась на локтях, огляделась.

В той стороне, где на моей памяти всегда маячил силуэт закопчённых кирпичных стен, теперь вздымалось слепящее огненное зарево. Оружейная фабрика пылала, как один гигантский факел.

Слух отпустило, и голова взорвалась от воплей. Жители Пыль-Тропы припадали к земле в молитве, разбегались куда попало или просто тупо таращились на зарево. Тысячник Нагиб суетился, раздавая приказы, солдаты ловили перепуганных лошадей и скакали во весь опор к горящей фабрике. Про нас с Тамидом, казалось, все забыли.

— Тамид!

Он лежал неподвижно, скорчившись на песке посреди улицы, но на мой оклик приподнял голову и встретился со мной взглядом. В тот же миг я услышала его имя ещё раз. Плачущая мать, спотыкаясь, спешила к сыну.

Среди ржания коней вдруг послышался знакомый протяжный крик. Буракки! Волшебный конь нёсся по улице прямо к нам, а на спине его сидел Жинь! Солдаты растерянно пятились, перекрикиваясь и целясь во всадника. Он выстрелил на ходу, кто-то повалился на землю.

Я снова повернулась к Тамиду, разрываемая на части жалостью к другу и жаждой бегства. Остаться здесь означало верную смерть, но сердце обливалось кровью.

Копыта буракки взрыли песок совсем рядом, Жинь склонился ко мне, протягивая руку. Послышались выстрелы, рядом просвистела пуля.

Повинуясь больше инстинкту, чем рассудку, я вскочила и уцепилась за руку чужеземца. Ещё миг — и мои руки обхватили его сзади за пояс,

а подо мной оказался широкий круп коня. В толпе мелькнуло пепельно-бледное лицо тётушки Фарры.

Нагиб с искажённым яростью лицом перезаряжал револьвер. Сейчас он был беззащитен: один выстрел — и тысячнику конец. Жинь глянул на него, но почему-то опустил руку с револьвером и пустил буракки вскачь. Волшебный конь взметнулся песчаным вихрем и понёсся вперёд, оставляя далеко позади улицу, солдат и толпу.

Глава 7

— Как насчёт выпить?

Я дремала, прижимаясь щекой к грубой ткани рубашки и вдыхая запах горелого пороха. Разбудивший меня голос Жиня отдавался в ушах, и я не сразу сложила звуки в слова.

— Ты же знаешь, где я росла… — В горле хрипело, и мне пришлось откашляться. Приоткрыв глаза, я увидела лишь рисунок всё той же рубашки, но сразу почувствовала, что от родных мест уехала далеко: утренний воздух другой — холоднее и не пропах ржавчиной. — Почему бы и нет?

Всё тело ныло, а в груди словно застрял кусок льда. На самом деле опрокинуть стопку-другую было бы кстати.

Освободив руки, обнимавшие Жиня за поясницу, я вытерла вспотевшие ладони о свою собственную рубашку. Жинь тем временем соскочил с седла. Кряхтя, я выпрямила ноющую спину и осмотрелась, прогоняя остатки сна.

На первый взгляд посёлок, в котором мы оказались, мало отличался от любого другого в песках Захолустья. Те же убогие лачуги и пыльная земля. Разве что камней больше, чем песка, а горизонт в предрассветной мгле казался ближе и выше. Похоже, мы забрались в горы.

Я прищурилась, разглядывая вывеску с грубо намалёванной синей фигурой. «Пьяный джинн» — гласила надпись. История знакомая, но уже не припомнить, кто напоил древнего и зачем.

Длинная улица была пустынна, вокруг царила сонная тишина.

— Где мы? — полюбопытствовала я, но спутника своего рядом не обнаружила.

Развернувшись в седле, я заметила, как он перепрыгивает через обветшалую белёную ограду. От покосившегося столба во дворе к дому тянулась верёвка с бельём, и Жинь проворно сорвал с неё что-то красное. Взгляд мой упал на склон горы по ту сторону домов, и я получила ответ на свой вопрос.

От Пыль-Тропы до Садзи целый день пути или пара часов, если скакать на буракки. Посёлок горняков я не видела ни разу, хотя слышала о нём много. Говорили, что взрыв в рудниках был страшный, но такого ужаса я даже представить себе не могла.

Ничего себе, ошибка с закладкой пороха! В детстве мы любили развлекаться с жестянками и бутылками: подожжём фитиль и с криками разбегаемся кто куда. В результате одному пришлось отрезать обгоревший палец, кто-то обжёг лицо, но картина обрушенных копей не шла ни в какое сравнение с теми жалкими кучками осколков стекла и оплавленного олова вперемешку с песком. Вспомнилось вдруг, как из охваченного огнём дома вытаскивали дымящееся тело отца. Склон горы был так изуродован, что, казалось, сама древняя земля восстала и в гневе поглотила железные копи целиком.