Наследие джиннов
Шрифт:
— Кто же так ведёт допрос!.. — хмыкнула Шазад.
Услышав её северный акцент, Нагиб резко дёрнул головой.
— Шазад аль-Хамад?! — выкатил он глаза, узнав девушку.
— Мы разве знакомы? — Она окинула его взглядом с деланым удивлением, будто и впрямь пришла на вечеринку.
— Ах да, конечно! — усмехнулся Нагиб. — Как могла единственная дочь великого полководца удостоить взглядом одного из многих сыновей султана? Но мы-то вас знаем.
— Замечают только достойных сыновей, — сухо бросила она.
Было хорошо видно, как
— Твоего отца повесят за измену дочери! — прошипел он. — И меня это устраивает, потому что мой отец обещал мне его должность. Так что спасибо большое, а тебя я сам…
— Если тронешь её хоть пальцем, будешь гореть в аду! — прохрипел Бахи, плюясь кровью из разбитого рта. — Если не веришь мне, спроси демджи: она не может солгать.
Он кивнул на меня. И Нагиб с новым интересом вгляделся в мои глаза.
— Так и будет, — кивнула я. Бахи сам предостерегал меня от такого: нельзя навязывать истины мирозданию. Но сейчас надо было спасать подругу. — Тронешь её — и сдохнешь в жутких мучениях!
Всё, что я говорила, должно было исполниться, но никакой особенной исходящей из меня силы я не почувствовала. Слова выговаривались легко, как самые обычные, но от этого не становились менее опасными.
Пальцы Нагиба, протянутые к горлу Шазад, застыли в воздухе. Мы с целителем опасливо переглянулись.
— Лгать грешно, господин тысячник! — фыркнул Жинь.
И я невольно рассмеялась, несмотря на револьвер солдата, приставленный к голове.
— Что вы можете знать о грехе? — глухо прозвучало вдруг в тёмном углу, где были свалены броня, щиты и оружие.
Смех мой прервался, по спине пробежал холодок. Один из старинных доспехов зашевелился и шагнул вперёд. Человек был закован в металл с головы до ног, слышалось звяканье бронзовой кольчуги и скрип металлических сочленений. Даже лицо было скрыто маской шлема из блестящей меди, на которой играли бликами солнечные лучи из окон вагона.
Солдаты кинулись в стороны, уступая дорогу человеку в доспехах, и от их явного страха делалось совсем жутко.
— Дайте мне вашего недоделанного святошу! — Медные губы не шевелились, лица было не разглядеть, но слова он выговаривал совсем как у нас в Захолустье.
Двое охранников подняли Бахи на ноги и прижали к стене. Целитель с усилием приподнял окровавленное лицо, он едва держался на ногах.
Человек в броне, скрипя суставами, шагнул вперёд и сжал обе ладони целителя, татуированную и чистую, своими кольчужными перчатками. Наклонил голову, взглянул искоса. Под основанием шлема мелькнула полоска кожи — всё-таки живой человек, просто закованный в металл.
— Нуршем… — произнёс тысячник. В его бесстрастном голосе слышался приказ.
Нуршем? Я вспомнила тюрьму-молельню в Фахали и паренька в солдатском мундире, прикованного к стене. «Я особенный», — сказал он тогда с кривой усмешкой.
Глаза в прорезях маски сверкнули синевой, как
— Ты предатель! — глухо продолжал Нуршем, прожигая окровавленное лицо пленника своим синим взглядом. Слова падали как приговор, совсем не похожие на подавленный жалобный тон того солдатика в молельне. Я тревожно дернулась, но чужие руки держали крепко. — Предателей надо отправлять на суд Всевышнего — таков закон.
Он поднял бронзовую ладонь и тяжело положил её на лоб пленника, словно благословляя.
Разбитые губы Бахи шевельнулись в болезненной улыбке.
— Боюсь разочаровать, но я слишком давно сбился с истинного…
В следующий миг он уже корчился в судорогах боли.
Шазад рванулась из рук солдат, её крик утонул в отчаянных предсмертных воплях целителя. Прежде чем я успела двинуться с места, по вагону прокатилась волна ужасающего жара. Рука, прижатая ко лбу несчастного, вспыхнула раскалённой бронзой, и кожа его зашипела, дымясь и чернея на глазах.
Невольные зрители разразились криками ужаса. Руки, державшие меня, разжались, и я кинулась к Бахи, но остановилась в двух шагах и упала, задыхаясь, не в силах преодолеть огненную завесу.
Тело жертвы почернело целиком, затем побелело и рассыпалось. Стоя на коленях, я бессильно наблюдала, как мой друг превращается в кучку пепла.
Вот оно, новое оружие! Мы нашли его.
Глава 24
Раскалённый жар понемногу рассеялся, но моя обожжённая кожа горела как в лихорадке, и было больно дышать. Я стояла на четвереньках, хватая ртом воздух; сердце колотилось в такт стуку колёс.
Бахи больше нет, и умер он в страшных муках, которые я только что посулила Нагибу. Отвела смерть от подруги… и наслала на друга? Как знать…
Поезд сбавил ход, вагон трясло уже не так сильно, лишь чадящий масляный фонарь на стене раскачивался из стороны в сторону.
Все молчали. Внезапно Жинь вскочил с колен и рванулся вперёд, но солдат мощным ударом сбил его с ног и прижал к полу.
— Держите его, — распорядился тысячник. Он старался говорить с ленивой надменностью, но голос его дрожал, а волосы взмокли от пота. Хала в углу тихонько всхлипнула. — Пожалуй, теперь стоит заняться моим драгоценным иноземным братцем.
Он взглянул на Нуршема, но тот не обратил внимания и повернулся ко мне:
— Амани… Ты жива? — В голосе звучало изумление.
Сперва я не поняла его, но потом ощутила запах дыма и глянула на себя: одежда обуглилась и висела клочьями, но моя кожа под ней была цела, лишь слегка покраснела. Дочь огненного джинна не так-то просто сжечь пламенем, смертельным для простых людей.
— Живя в песках, привыкаешь к жару, — пожала я плечами с напускным равнодушием.
— Нет! — Бронзовая рука, всё ещё раскалённая, протянулась, указывая на меня. — Ты тоже особенная, как и я.