Наследие Ирана
Шрифт:
Передвижения армий и эллинистические города мало изменили жизнь большинства населения селевкидской державы, прежде всего крестьян. Греки, по-видимому, узнали на Востоке больше нового о сельском хозяйстве, сортах зерновых и плодовых культур, чем Восток заимствовал в этой области у греков. Так, персик по-гречески именуется буквально «персидским яблоком», сладкий лимон — «индийским яблоком», а люцерна — «индийской травой». Известны и другие заимствования в греческий, относящиеся в большинстве своем к эллинистическому периоду, когда контакты были особенно тесными. Источники сообщают гораздо больше конкретных сведений о Птолемеях, нежели о Селевкидах, однако можно полагать, что селевкидские цари не уступали правителям Египта в заботах о развитии наук и орудий производства; по-видимому, именно в этот период мир познакомился с водяной мельницей — изобретением, пришедшим из западных районов Иранского плато 11. Селевкиды, подобно Птолемеям, много сделали для развития ирригации и сельского хозяйства в своих владениях. Широкое распространение хлопка в странах Средиземноморья было, очевидно, одним из последствий завоеваний Александра; настоящий китайский шелк впервые появился на Ближнем Востоке в большом количестве также в это время 12. Прокопий Кесарийский («О персидской войне», I, 20) рассказывает, что прежде греки называли шелк medikon, тогда как теперь (то
Греческие города и военные колонии не могли не оказывать влияния на местное население, несмотря на прочность иранских культурных традиций. В период, когда завоевали признание стоицизм и другие философские учения, когда стала популярной концепция идеального государства (утопия), некоторые селевкидские правители могли мнить себя верховными покровителями культуры и великими законодателями, облагодетельствовавшими мир. Труды таких ученых, как Эвклид, Манефон, Эратосфен, творивших в Александрии, или Беросс, Мегасфен, философ-стоик Диоген Вавилонский и географ Селевк Вавилонский, писавших в Селевкии на Тигре, пользовались известностью в основном лишь в кругу образованных греков, однако влияние этих трудов могло быть гораздо большим, чем это представляется нам. Даже внешние формы, такие, как гимнасий, городское муниципальное управление, сам образ жизни греков должны были производить впечатление на всех, кто сталкивался с ними.
Дальнейших исследований требует проблема рабовладения на Ближнем Востоке, значительно отличавшегося по своему характеру от рабовладения в Римской империи. Этой проблеме посвящено много работ советских ученых. Попытки найти на древнем Востоке восстания или массовые движения рабов в целом нельзя признать успешными, и вот почему. На протяжении всей истории Ближнего Востока основным производителем в сельском хозяйстве был свободный крестьянин — арендатор или издольщик, в ремесле и в производстве — свободный ремесленник или квалифицированный наемный работник 14. Крупные латифундии Римской Италии не характерны для ближневосточных стран. Исследуя древнюю историю Ближнего Востока, в том числе и Ирана, мы обнаруживаем, что экономический базис сохраняет поразительную устойчивость. Наличие рабовладения в этих странах является очевидным фактом, однако, в отличие, скажем, от рабов в южных штатах США в период до гражданской войны, большинство рабов на Ближнем Востоке принадлежало к тем же этническим и языковым группам, что и рабовладельцы. Рабство здесь нередко было результатом обнищания, и переход из рабского состояния в свободное, как и из свободного в рабское, был делом несложным. Человек мог продать себя или членов своей семьи в рабство, чтобы добыть деньги или погасить долг. Существовало, несомненно, много форм рабовладения и, соответственно, правовых норм, регулирующих статус раба, его обязанности, права рабовладельца и т. п.; клинописные документы из Месопотамии содержат массу юридических предписаний относительно продажи рабов и сдачи их внаем, в том числе гарантии на случай побега или внезапной смерти. Раба можно было усыновить, освободить, он мог и сам выкупить себя, поскольку рабство было чисто денежным делом; рабы считались движимым имуществом и приравнивались к деньгам, их закладывали, отдавали внаем, вели на них меновую торговлю. Хотя большинство рабов было занято в домашнем хозяйстве, различия между рабом, выросшим в доме, и купленным на рынке, установить довольно трудно, равно как и между свободным и рабом. Для ахеменидского периода известны рабы, которые сами владели недвижимостью, имели собственные печати и выступали в качестве юридически полноправных лиц; они не работали в доме (или поместье) хозяина, а выплачивали ему подушную подать или определенный процент прибыли от сделок, которые они сами заключали. Цены на рабов возрастали на протяжении всего периода правления Ахеменидов, а затем и Селевкидов, так что труд наемного свободного работника был гораздо более дешевым, чем раба. С точки зрения производительности рабы, работавшие в поместьях знати, не могли конкурировать с крестьянами, арендующими землю; точно так же свободный квалифицированный ремесленник был более выгодным, чем ремесленник-раб. В результате при Селевкидах количество рабов по отношению к свободному населению державы стало меньшим, чем прежде; исключение составляли лишь храмовые и государственные рабы.
В селевкидском государстве эти две категории приобрели более важное значение, чем рабы, предназначенные для домашнего обслуживания. Практика посвящения детей или домашних рабов в храм известна с глубокой древности; источники сообщают, что Александр Великий основал много крупных храмовых поместий, в которых трудились массы рабов — на сельскохозяйственных работах или в услужении у жрецов. Статус храмовых рабов не везде был одинаковым, что нашло отражение в юридических установлениях. Посвящение богу служило иногда гарантией, что домашний раб после определенного срока его пребывания у хозяина должен быть передан в храм, причем такой раб считался храмовой собственностью уже в период, когда он работал в доме хозяина 15.
Античные источники сообщают о практике посвящения в храмы военнопленных; более часто, однако, последние становились государственными рабами — собственностью царя. Часть рабов, предназначавшихся для царя, могла поступать с невольничьих рынков, однако большинство их составляли военнопленные. Руками этих рабов, а также свободных, привлекавшихся к выполнению трудовой повинности (своего рода «барщины», corvee), осуществлялось строительство крупных сооружений или прокладка дорог. Рабы, находившиеся в частном владении, также должны были нести трудовую повинность на государственных работах; в контрактах о продаже рабов, принадлежавших частным лицам, в селевкидское время часто отоваривалось, что раб уже выполнил установленную государственную трудовую повинность 16. В широких масштабах рабы, прежде всего военнопленные, использовались в рудниках, где условия труда были особенно тяжелыми и опасными.
Рост числа храмов в селевкидской державе сопровождался дальнейшим развитием храмового рабства, тогда как значение частного рабовладения уменьшалось; более частыми стали манумиссии. Известную роль здесь сыграли и новые религии и философские учения, проповедовавшие гуманность и любовь к ближнему. Следует также иметь в виду, что на территории Ирана рабство никогда не было столь распространено и не имело такого значения, как в других странах Ближнего Востока. Рабовладение, несомненно, продолжало существовать в Иране в рассматриваемый период, но мы очень редко находим упоминания о массах рабов, как это обычно, например,
Обратимся к искусству державы Селевкидов. В селевкидском искусстве и архитектуре можно проследить наличие местных традиций, чисто греческих форм, а также синтез этих элементов. Особого рассмотрения заслуживали бы специфические черты, которые определяют основные различия между греческим искусством и искусством Востока — для первого характерно стремление к реализму изображения, тогда как второму более присущи условность и символика 17. Реконструкция путей развития искусства Ирана может дополнить картину политической и социальной истории страны в селевкидское время. Греческие ремесленники и художники работали на строительстве ахеменидских дворцов в Сузах и Персеполе, так что эллинское влияние в искусстве Ирана ощущалось еще до завоеваний Александра. Искусство Ахеменидов было прежде всего имперским придворным искусством, оно в первую очередь отражало стиль и вкусы царского двора; в этом искусстве соединились многие разные художественные традиции древнего Ближнего Востока, подобно тому как в державе Ахеменидов были объединены многие различные по своей культуре народы. Напротив, греческое искусство в своей основе не было имперским или придворным; оно может быть в известном смысле определено как «народное», связанное с мифологией и культами Эллады. Следует, однако, заметить, что и в ахеменидской империи в областях, где жили семитические народы и египтяне, местные традиции искусства также складывались в связи с мифологией и религиозной практикой; сами древние иранцы, по-видимому, не знали «культового» искусства. В период, когда под властью эллинов оказались прежние владения Ахеменидов, мы находим чисто местную культуру и искусство, расцветающие в храмах и в сельских районах Египта, тогда как в Александрии господствует греческая культура. Сходную картину можно наблюдать и в Месопотамии, в которой, к примеру, Урук, центр вавилонской астрологии и старых религиозных культов, развивался рядом с греческой Селевкией. Несколько иным было положение в Иране, где на смену господству персов с их придворным искусством пришли греки, которым еще предстояло создать новый, имперский стиль. Искусство эллинизма отличается от классического греческого прежде всего своей условностью. Некоторые исследователи полагают, что классическое греческое искусство более реалистично и более сюжетно, хотя и не лишено элементов религиозной символики, тогда как для эллинистического искусства характерно прежде всего стремление к созданию идеального образа 18. Развитие искусства может отражать эволюцию религиозных верований и политических институтов, так что многие черты, отличающие эллинистическое искусство от классического греческого, следует считать не результатом внешнего, восточного влияния, а следствием перемен, которые произошли в самом греческом обществе. Если согласиться с этим, то следует предположить, что при первых Селевкидах складывалось новое эллинское искусство и что рядом с ним, в областях бывшей ахеменидской державы, продолжали жить старые традиции искусства Востока. Имперский, придворный стиль был уже известен искусству Ирана, так что процесс слияния древних восточных — прежде всего иранских элементов и элементов греческих в новый гибридный стиль шел, очевидно, наиболее активно на территории Ирана, а не в Сирии или Месопотамии. Но в I в. до н. э. этот процесс — и в Иране, и в Восточном Средиземноморье был осложнен воздействием новых факторов: Иран оказался в сфере влияния культур, пришедших из Средней Азии, прежде всего культуры парфян, создавших новое придворное искусство для царей новой иранской династии 19; на Западе утверждение господства Рима сопровождалось созданием нового греко-римского искусства. Оба эти процесса ознаменовали конец эллинистической эпохи.
Среди религий, бытовавших на территории державы Селевкидов, можно различать древневосточные верования, новые греческие культы и синкретические образования. Как и в искусстве, период религиозного синкретизма в областях Восточного Средиземноморья в основном закончился с появлением римлян и христианства; в Иране ему был нанесен удар возрождением зороастризма при парфянских Аршакидах и Сасанидах. Выше мы уже говорили о селевкидской политике поощрения старых вавилонских культов и обрядов. Сходным, по-видимому, было положение и в других провинциях державы, в том числе и в Иране, с той только разницей, что здесь на смену персам пришли новые хозяева. Эта перемена должна была не только способствовать установлению сотрудничества персов и эллинов, но и облегчить процесс синкретизации культур — в Иране он «шел, вероятно, более активно, чем в любой другой области прежних ахеменидских владений. Сопоставление с позднейшим арабским завоеванием Ирана кажется весьма полезным — в обоих случаях персы оказались наиболее решительными в сотрудничестве с завоевателями, они не побоялись разделить с ними политическую власть и действовали более активно, чем другие народы, которые упорно держались за старые традиции. Эта характерная приспособляемость персов отмечена многими авторами, древними и современными.
Каковы бы ни были позиции зороастризма в последний период существования ахеменидской державы, очевидно, что при первых Селевкидах его роль оказалась ослабленной. Позднейшая парсийская традиция именует это время черным периодом в истории праведной веры; возможно, так оно и было в действительности. В Персиде и в некоторых других областях зороастризм продолжал существовать, но вскоре его затмил греко-иранский синкретический культ зерванизма — божества времени, Zeitgeist. Положение изменилось с появлением на исторической сцене парфян: Аршакиды, создатели нового иранского государства, возродили старую религию и тем самым заложили основы будущего могущества зороастрийской церкви.
При рассмотрении синкретических культов периода эллинизма нас более всего должна интересовать религиозная жизнь Ирана, а не верования, сложившиеся в греческой среде. Нельзя говорить для этого периода о какой-то одной «иранской» религии, вроде древнеегипетской или древнегреческой. Ахемениды испытали сильнейшее влияние со стороны местного неарийского населения Западного Ирана и культур Месопотамии, которое не могло не сказаться и на верованиях. Так, древняя месопотамская богиня Нанай была отождествлена с иранской Анахитой уже в позднеахеменидское время, причем культ этой богини получил очень широкое распространение 20. Причины отождествления Анахиты с Нанай остаются загадочными; одновременное употребление обоих имен не помогает решить этот вопрос, поскольку такое употребление, скорее, указывает на поклонение двум богиням. Культ Анахиты-Нанай мы находим далеко на востоке, в Согдиане (один из согдийцев, жителей Восточного Туркестана, в начале IV в. н. э. носит имя «раб богини Нанай»), а также в Парфии — в I в. до н. э. в окрестностях Нисы существовал храм Нанай 21. Культ Анахиты пользовался большой популярностью в Армении и в Западном Иране, отношение его к почитанию Нанай (армянская форма — Нане) остается не вполне ясным. Как кажется, в Армении в позднеселевкидское время Нане, как и Анахита, была отождествлена с Артемидой, хотя Агафангел в начале IV в. н. э. отличает храм Анахиты от храмов Нане 22.