Наследие Иверийской династии. Дочери Мелиры

Малкина Нина

– Кроме нас, больше никто не знает! – поспешила заверить Матриция. – Ни другие сёстры, ни госпожа Првленская, ни служанки.

Я подняла краешек губ. Святая наивность! Сомневаюсь, что Тильда догадалась, а Лаптолина – нет. Впрочем, это уже не важно. Мы берегли нашу тайну в Кроунице, наш маленький счастливый мир, а теперь всё это так далеко, так невероятно, что даже мне самой кажется неправдой.

Почти забытое, горькое и болезненное чувство, обида и надежда маленькой Юны шевельнулась в груди в отчаянной попытке расколоть скорлупу безразличия. Чтобы срочно отвлечь себя каким-нибудь глупым занятием, я вытянула вперёд ладонь и рассмотрела её. Стараниями

Эсли кожа на подушечках стала нежнее, ногти – аккуратнее. Непривычным жестом развернув кисть, я слегка поиграла пальцами, будто они были унизаны перстнями.

– Ментор и мейлори в Квертинде не должны нарушать этических норм, – Финетта была явно обеспокоена моим молчанием, поэтому потрудилась оправдаться. – Он же как отец тебе, как старший брат. Кровная связь делает вас почти родственниками… – Она подошла, села напротив и заглянула в глаза. – Но мы не осуждаем.

– Наоборот, – голос Матриции дрогнул. Девушка порывисто шагнула к нам и с размаху налетела на Стрилли, тащившую ворох подушек куда-то в комнату гигиены. Под возмущенное «лу-ли» подушки разлетелись, мелькнув вышитыми наволочками. Леди Ноуби извинилась перед рудвиком и горячо продолжила: – То, что сделал Кирмос лин де Блайт, дало надежду всем влюблённым квертиндцам. Ваша история особенная, она придёт силы и воодушевляет! Фи, – с улыбкой обратилась она к подруге, – помоги же мне!

– За любовь, за счастье и друг за друга надо бороться до конца, – вторя ей, зашептала леди Томсон. – Даже если вас осудит всё королевство, даже если ваша любовь не совсем такая, какой её привыкли видеть квертиндцы…

Финетта замолчала, развернувшись к Матриции. Девушки переглянулись с нежностью. Таинственная пауза длилась и длилась, пока наконец до меня не дошло.

– Подождите, – с подозрением нахмурилась я.

– А давай я тебе спою! – звонко перебила телёнок Матриция.

Она подпрыгнула, хлопнула в ладоши и с нарочитой суетой скинула туфли. Взобралась на пуфик, словно он был импровизированной сценой. Её подруга с жаром зааплодировала, призывая меня присоединиться. Я развела руками, потрясенно переводя взгляд с одной на другую.

Сестра Ноуби запела:

Pu ignem canvi do, poctar pu meo corde

Te krimis min basson el calmi essinca.

Co hujo ma altar benmonio del Tolmund,

Deveine mir vital jo cripta nimita.

Я застыла с открытым ртом. То ли от неожиданного осознания, то ли от чарующего, гипнотизирующего голоса Матриции. В песне она преобразилась: стала просто нечеловечески привлекательной, превратилась из телёнка во взрослую женщину невиданной красоты. В этот миг, глядя на её раскосые глаза, лёгкий румянец, тонкие запястья и чётко очерченный подбородок, подсвеченный желтой магией тиаля Нарцины, я бы назвала Матрицию Ноуби самым прекрасным существом, когда-либо мною виденным. Это была сокрытая красота, и оттого осознавать её было особенно трепетно. В хрипловатом голосе девушки звучал звездопадом Кроуниц, густились туманы Галиофских утёсов и дрожали вершины скал. И тот лёд, что я носила в себе, тоже дрогнул.

– А перевод? – я вцепилась в подлокотник плетёного кресла и остановила его ход. – Что означают эти строки?

– Ты не знаешь тахиши? – удивилась Финетта.

– Я сама перевела этот отрывок баллады на язык древних волхвов, – похвасталась Матриция. – Это настолько красивые и грустные слова,

что они заслуживают звучать в вечности. Но, если хочешь, я могу спеть ещё и оригинал.

Она кокетливо поправила платье, сверкнув ярко-синим подолом с блестящими золотистыми вставками, и вновь затянула знакомую мне мелодию:

Был мир совсем иным, огнём и страстью полон,

Неужто он исчез, как тень твоей любви?

И лёд в моей крови не раздробит сам Толмунд,

Девейны светлый взор не сможет исцелить.

– Матриция! – восхищенно прошептала Финетта, не отрывая глаз от завораживающей певицы. – Ты действительно поцелована Нарциной! Музыка, что ты сочиняешь, трогает душу…

– Милая Фи, – взмахнула руками певица, – я бы хотела быть автором этих строк, но короткий этюд подарил мне заезжий бард ещё летом. Он говорил, что это отрывок из его баллады, которую он обязательно напишет.

– Маэстро Мелироанский! – я вскочила и заметалась по комнате. – Гений Тибрийский! Ну конечно!

– Нет-нет-нет, – увлёкшись образом, пропела Матриция. – Менестрель Везулийский.

– Да не важно, – отмахнулась я. – Скажи, а продолжение? Ты знаешь продолжение?

– Он его ещё не написал, – пожала плечами леди Ноуби. – Вы знакомы?

– Да, – быстро выпалила я, но потом исправилась: – Нет.

И потёрла лоб. Возможно, у меня разыгралось воображение и я начала превращаться в мелироанскую деву с глупыми суевериями, наивными выводами и впечатлительностью, но прямо сейчас обнаружилась некая связь моей жизни с песнями барда. Строчки оказались как никогда трогательными, они отражали то, что было у меня на душе: чувство невосполнимой потери и пустоты.

Я попыталась вспомнить первую встречу с менестрелем в Нуотолинисе, но очень некстати на ум пришла Сирена Эстель, которой я теперь являлась. Ворох догадок никак не желал становиться в ровный ряд, от недостатка воздуха закружилась голова. Проклятый корсет!

– Эсли, – рявкнула я очень недружелюбно, – ослабь эту пыточную шнуровку!

Служанка напуганным кроликом метнулась ко мне, и уже через минуту я вдохнула полной грудью. Но не успела порадоваться, как в дверь снова постучали.

Захотелось кого-нибудь хорошенько треснуть. Разбить расписные вазы, все цветочные тарелочки и на обломках баторского фарфора устроить танец пробудившегося безумия.

Но вместо этого я сама лично распахнула дверь, чтобы обнаружить на пороге ещё пару докучливых сестёр. Тактичность дочерей Мелиры явно была переоценена, потому что в следующий миг Тильда Лорендин, в такую жару обёрнутая в палантин из горностая, без приглашения вошла в мою комнату и встала строго посередине ковра. Изящно развернулась – так, что ткань платья красиво обернулась вокруг стройных ног, и победоносно улыбнулась.

Следом, обхватив небольшой инкрустированный сундучок, просеменила Хломана.

– Конечно, вы можете войти, – с едким сарказмом разрешила я и хлопнула дверью.

– Ты уже готова к приёму в твою честь, сестра? – Тильда скинула отороченную мехом накидку прямо на пол и стянула кружевные перчатки.

Хломана Дельская поставила драгоценную ношу на низкий плетёный столик и плюхнулась в кресло, отчего Матриция и Финетта прижались к стене и затравленно притихли.

– Не справляюсь без вашей помощи, – ввернула я, осматривая компанию. – Вы ведь тоже пришли поддержать меня морально?