Наследие мертвых

Уоренберг Энтони

Князю на миг показалось, что он умирает. Он испытывал чувства фанатика, впервые в жизни осмелившегося вместо униженных молений обратить к небесам проклятья. Никто, кроме Вундворма, не был свидетелем этой одинокой трагедии. Но гадина слегка растерялась — не из-за смысла слов Гаала, но из-за незнакомой интонации своего восставшего раба.

Никогда еще князь не оставлял Повелителя, чувствуя такое глубокое раскаяние, с такою тяжестью на сердце.

Гаал знал о мертвом острове все. Начать с того, что его предки-торговцы довольно долго, в течение многих десятилетий, вели

дела с Тиаром, до тех пор, пока один из них не решился совершить похищение запретной сакральной таволы. Наверное, насмешка или справедливость судьбы в том и проявилось, что ловкий торгаш и вероломный вор из всего, созданного на Тиаре, завладел самым уродливым и безобразным. Маленький остров так долго и щедро дарил миру истинную красоту и радость своих сияющих красок. Его жители имели полное право сохранять для себя свою особую тайну "живых" изображений. Но похищенная, она превратилась в великое зло.

Почему человек, точно капризное дитя, извечно стремится заполучить именно то, чего ему не должно касаться?!

До сих пор Гаал полагал служение Повелителю благословением и особенной привилегией своего рода. Но сейчас он впервые увидел в нем подлинное проклятье. Да и чего же еще заслуживал род вора, погубившего чудесный остров?

Он постарался немедленно прогнать крамольные мысли. Искушение, вот как это называется! Стоит поддаться таковому, и вся жизнь потеряет свой великий смысл.

Ничего, он, князь Гаал, сумеет преодолеть недостойную слабость. В самое же ближайшее время он исполнит волю Повелителя, как делал это всегда. И выпустит его на Охоту.

Но сначала нужно все-таки убедиться в том, что собой представляет пленник. Дождавшись утра, Гаал направился к Тариэлю, которого застал спящим сидя перед таволой, накрытой полотном, так что сразу увидеть изображение князю не удалось; он протянул руку, чтобы отодвинуть завесу, но его кисть оказалась словно в железных тисках, перехваченная пальцами Тариэля.

— Похоже на воровство, князь, — осуждающе проговорил тот. — Хотя бы из вежливости стоило сначала спросить разрешения взглянуть.

— Я бы так и сделал, но не хотел нарушать твой покой, — невозмутимо отозвался Гаал. — Ты, похоже, очень устал. Долго трудился?

— Пару часов назад закончил.

— О! Почти целые сутки! И в какой стадии находится картина. Кстати, отпусти меня, ты мне запястье сломаешь. Хватка у тебя, как у молотобойца.

— Обещай не прикасаться к таволе. Отведенное мне время еще не истекло.

— Хорошо, хорошо! Тебе ничего не нужно?

— Поговорить с тобой.

— Да? О чем? Я весь внимание, — Гаал потер кисть, на которой начали отчетливо проступать синяки от пальцев Тариэля.

— О Тиаре.

Князь замер, ему показалось, что он ослышался.

— О Тиаре, мертвом острове великих мастеров, — уточнил Тариэль, следя за его реакцией. — Поскольку ты считаешь себя знатоком и ценителем живописи, то должен хотя бы слышать о нем.

— Это так, — подтвердил Гаал, — да, конечно, я немало слышал об острове. И что же?

— В таком случае, тебе также известно, что никто из его жителей не спасся после извержения вулкана, а тиарийская

живописная школа погибла вместе с ними.

— Увы, — согласился князь. — Поэтому созданные там произведения весьма сложно приобрести.

— Но почему-то я уверен, что тебе это удавалось.

— Да, и тиарийские таволы — жемчужина собранной мною коллекции, предмет моей особенной гордости. Но почему ты спрашиваешь?

— Что бы ты сказал, если бы тебе предложили дешево приобрести столько таких тавол, сколько пожелаешь иметь?

— Это невозможно. Большинство из них навеки погребено под слоем пепла на Тиаре. А если речь об искусных подделках, мне они не нужны. Я признаю только подлинники.

— И все же? Ты поспособствовал бы тому, чтобы такой человек вошел в узкий круг членов твоего Ордена, Магистр?

— Не понимаю, о чем ты… — начал было Гаал, выигрывая время, чтобы успеть оценить ситуацию, но в этот момент, не дав ему опомниться, Тариэль рывком сдернул завесу с таволы.

— А это понимаешь?

— Где ты взял ее? — Гаал схватился за сердце.

— Это — подделка?

— Нет… она очень похожа на настоящую! Но откуда…

— Я написал ее за прошлые сутки, князь. Краски еще не до конца высохли, да и вообще работа не завершена, кое-где не хватает нескольких штрихов…

— Ты тиариец… — прохрипел потрясенный князь.

— Ну, да, до некоторой степени, — буднично отозвался Тариэль, разумеется, не подавая вида, что сам узнал эту новость не далее как прошедшей ночью. — Тогда погибли не все, нескольким людям удалось спастись и продолжить род. Так что я, действительно, прямой потомок тех самых мастеров.

Гаал пошатнулся и, наверное, не устоял бы на ногах, если бы Тариэль не успел его поддержать.

— Представляешь, какое богатство само плывет тебе в руки, если я стану работать на тебя? — продолжал тот. — Ты многократно преумножишь свое состояние, продавая мои таволы и выдавая их за те, древние. Мне нужен толковый посредник. Что скажешь? Взамен я не потребую ничего, кроме того, чтобы вступить в Орден Воплощения.

— Зачем? — слабым голосом спросил Гаал.

— Ради власти, — пожал плечами Тариэль. — Достаточное основание?

— Как ты узнал о существовании Ордена?

— Глупый вопрос. Человеческая природа такова, что не всякому удается совладать со своим длинным языком и сохранить тайну неприкосновенной. Кое-кто проболтался…

Тариэль полагал, что безупречно ведет игру. Гаалу просто некуда деваться! Он примет его условия, а тогда удастся выявить всех служителей Вундворма и уничтожить вместе с их демоном.

Гаал, кажется, уже вполне овладел собою. Задумчиво разглядывая Тариэля, он потер подбородок, перевел глаза на таволу…

— Видишь ли, я решаю многое, но не все, — изрек он. — Не только в человеческой власти определять, кто может принадлежать к Ордену, а кто нет.

— Ну так сведи меня с тем, кто это определяет, — решил Тариэль.

— Ты уверен, что хочешь этого? — поинтересовался Гаал. — Полагаю, твое желание не является невыполнимым.

"Выдел бы Конан, как мне удается поворачивать события в свою пользу!" — подумал Тариэль.