Наследие Санторо
Шрифт:
Гроб опускали с заупокойной мессой, что набатом отдавалась под не прекращающийся стук дождя. Видимо, Вонгола даже тучи решила согнать над кладбищем, для пущего эффекта трагичности.
— Да пошло оно все на хуй, — пророкотал Занзас, разбив бутылку о ближайшее надгробье. Несколько свидетелей обернулись на его удаляющуюся фигуру. Скуало, заметив, что босс не выдержал, со сдержанным скорбным видом, ринулся из толпы следом.
— Врой, Занзас, представление ещё не закончилось.
— Я пробыл здесь достаточно, чтобы потешить горе Десятого мусора.
— Всё должно выглядеть естественно.
— Естественно? То есть это естественно,
Скуало едва не заикнулся, что возможно должна, потому что мир полон слухами, и как бы Вонгола ни пыталась скрыть факт беременности «умершей», всё тайное рано или поздно выходит даже за пределы врачебной тайны.
— Где бы она ни была, надеюсь, ей хватит ума никогда не попадаться мне на глаза.
Реборн искоса наблюдал за двумя варийцами, стоя рядом с учеником. Как он и ожидал, Вария отреагировала равнодушно к новости о побеге. По крайней мере, сделали вид. Своё они получили за выполненное, пускай и не удачно, задание, после чего не горя желанием задерживаться у Вонголы, вернулись на Сицилию. Но что больше удивило, Занзас даже не пожелал вникнуть в подробности. О чём свидетельствовало, что он прекрасно знал и о Франческо Гвидо и о Фредерико Альерти, и водил Вонголу всё это время за нос. Вероятно, в глубине души он даже понимал, что совершил ошибку не меньше Аделины, скрыв правду из-за желания показать Саваде, что он не на своем месте.
Савада же принял новость тоже на удивление сдержанно и спокойно, что сказать — как ни как, а ученик вырос на глазах.
А вот Хранители, узнав правду о Франческо и Фредерико и, самое главное, об истинной форме наследия, подняли панику, выстроив вокруг Тсунаеши круглосуточную охрану. Десятого Босса собирались отравить, причём ядом, который если верить после изучения Верде, никак себя не проявляет целые сутки, его невозможно заметить в организме, даже с помощью анализов. Оно убивает спустя сутки внезапно, поражая все органы, едва ли не разлагая их. Савада проявил мужественное хладнокровие, когда Хранители едва не готовы были пожертвовать собой, пробуя пищу, как настоящие слуги короля. Но паника постепенно поубавилась, Тсуна отказался сидеть в четырех стенах, выбрав политику «Делаем вид, что ничего не произошло, и тихо ищем Фредерико». Семьи-союзники уже были в курсе сложившейся ситуации.
Что касается Аделины, то Реборн поведал Саваде трагичную историю о том, что девушка сбежала за границу, не желая больше иметь дело с мафией, и что на месте Тсуны он бы её не винил, после всего, что ей пришлось пережить.
Тсуна лишь сдержанно кивнул на это заявление, промычав своё согласие. Уж больно спокойная у него была реакция.
— Тсуна, мне нужно будет отлучиться на неделю по личным делам, ты ведь не будешь творить никаких самонадеянных глупостей? — Реборн знал, что Тсуна не будет его останавливать, он частенько уходил, ничего не объяснения, но на этот раз Савада, сидя в своем кабинете и невидящим взглядом уставившись в документы, выдал безразличное:
— Угу.
Реборн уже направился на выход, когда всё так же находящийся в оковах своих мыслей Савада спросил непривычно строгим голосом.
— Она ведь у тебя?
— Кто? — непонимающе удивился экс-аркобалено.
— Аделина.
— С чего ты взял?
— Интуиция?
— Аделина уехала за границу, это всё, что мне известно.
— Может, ты можешь одурачить меня — своего ученика, но не женское
Сказать, что Реборн был в шоке, ничего не сказать. Держась за ручку двери, он едва сдерживал улыбку: а Савада-то всё-таки вырос, додуматься прислать Бьянки — верх коварства!
И сейчас Савада, облокотившись о сжатые кулаки, смотрел на своего репетитора ровным, ничего не выражающим взглядом, чуть взметнув бровями.
— Я ей не указ, пускай делает, что считает нужным. Тем более после всего, что произошло, Вонгола не смеет вмешиваться в её жизнь, если только она сама этого не пожелает.
Реборн ничего на это не ответил, тем самым признав его правоту.
— Как она?
Но вопрос утонул в захлопнувшейся двери. Савада и сам знал ответ на вопрос, мог бы и не задавать.
— Я сейчас умру!!!
Аделина понимала, что часто ожидания не совпадают с реальностью. И, тем не менее, наивно полагала, что тренировки на пути к становлению киллера будут подразумевать стрельбу из всевозможного огнестрельного оружия, метания ножей, овладения искусством самых изощрённых пыток. А получила нескончаемые круги ада в виде своего тренера Колонелло, который не знал значения слов «я сейчас умру». Когда Санторо, отжавшись сто раз, пожаловалась, что сейчас умрёт, бывший аркобалено Дождя заставил её отжаться ещё пятьдесят раз, чтобы у неё не было больше сил сетовать на свою жизнь.
Когда Аделина притворялась мёртвой, без чувств упав на ещё влажный от утренней росы газон, Колонелло поднимал её стрельбой из припрятанного пистолета-оживителя, как он его называл, ведь у Санторо тут же находилась сила унести свою пятую точку от летящих в неё пуль, в этом случае она сама пускалась наматывать километры без репетиторских наставлений.
Пожаловаться было некому, она сама на это подписалась, а отступить — значит признать не только своё поражение, но и правоту Реборна, что решение её было принято на эмоциях, руководствуясь назло всему свету. Поэтому стиснув зубы, Лина продолжала качать пресс, превозмогая боль.
— Я сейчас умру, — в который раз простонала Санторо, держась на двух руках, пот застелил глаз так, что она не видела даже божьей коровки, копошащейся в паре сантиметрах от её лица.
— Кора! Ты ещё и сотни не отжалась!
— Воды… Мне нужна вода, — отжавшись в девяносто второй раз, едва не зарыдала Лина.
— Никакой воды! — строго отрезал неподкупный тренер. — Пока не отожмешься пятьсот раз!
— Была же сотня! — возмущённо взревела Аделина. Если бы её руки не были заняты попыткой удержать её не весу, она бы уже схватила блондинчика за грудки, хорошенько встряхнув.
Но армейский сапог, надавивший на спину, намекнул, что Колонелло своего решения менять не собирается. И под бодрое «и раз и два», экс-аркобалено продолжал надавливать на спину, заставляя Санторо теперь ещё противиться и мешающей силе, норовящей отправить её на землю. Когда зазвонил мобильник и тренер оставил её многострадальческую тушку, отойдя под сень деревьев, Аделина с глухим стоном рухнула на траву. На глаза соблазнительно попалась торчащая из походного рюкзака бутылка, к живительной влаге которой Аделина поползла, как настоящий конспирирующийся солдат. Достигнув своего объекта, Аделина присела на колени, рванула крышку с бутылки, и раскрыв иссохший зев, жадно заглатывала кажущуюся сейчас самую вкусную воду.