Наследие

Доэрти Кристи

– Мою бабушку зовут Люсинда Мелдрам, – спокойно сказала Элли.

Проводя интервью, Сильвиан записывал слова Элли сразу после того, как она отвечала на его очередной вопрос, но на этот раз его ручка замерла в воздухе.

– Ты хочешь сказать, что у твоей бабушки такие же имя и фамилия, как у канцлера? – спросил он, подняв на нее глаза.

– Бывший канцлер Люсинда Мелдрам и есть моя бабушка.

Положив ручку, Сильвиан недоверчиво посмотрел на девушку.

– Изволишь шутить, Элли? Никогда бы не подумал, что…

– Какие уж тут шутки, Сильвиан? – ответила

Элли. Теперь, когда она озвучила наконец эти сведения, ей сразу стало легче. Все-таки одним секретом меньше. – Это абсолютная правда. Я – внучка Люсинды Мелдрам. – Она ткнула пальцем в его тетрадь и добавила: – Не забудь записать!

– Не понимаю. – Сильвиан пожал плечами и к ручке даже не прикоснулся. – Если это правда, то почему никто об этом не знает? Я, например, всегда думал, что ты – человек со стороны. Так сказать, ученица Киммерии в первом поколении.

– Я отлично знаю, что все здесь задавались вопросом, как простая лондонская девчонка Элли Шеридан оказалась в стенах Киммерии – академии для миллионеров. Ну вот, теперь ты в курсе, как это случилось. – Когда он начал было что-то говорить, она подняла руку, призывая его к молчанию. – Не надо досужих слов, Сильвиан. Запиши то, что я тебе сказала, и задавай следующий вопрос.

После затянувшейся паузы Сильвиан взял наконец со стола ручку и написал в тетради всего три слова: «Бабушка – Люсинда Мелдрам».

– Так… следующий вопрос… Кто из членов твоей семьи учился в Киммерии? – Он поднял голову и в смущении посмотрел на нее. – Но теперь, похоже, этот вопрос уже не имеет значения…

– Все имеет значение, – перебила его холодным голосом Элли. – Итак, Киммерию посещала моя мать, а до нее – моя бабушка.

Пока он записывал ее ответ, Эли вдруг пришло в голову, что словосочетание «моя бабушка» становится для нее все более привычным. И тут же поймала себя на мысли, что произносит его командным и чуточку напыщенным тоном. Как, к примеру, «моя королева». Из чего следовало, что она, пусть и на подсознательном уровне, догадывалась, какой огромной властью до сих пор обладает Люсинда.

Она продолжала носиться с этой идеей, когда Сильвиан задал следующий вопрос.

– Так что же заставило тебя приехать в Киммерию? Насколько я знаю, тебя перевели сюда в качестве наказания.

Заполнившая ее сознание волнующая мысль о привилегиях, которые дает власть, лопнула, словно проколотый иглой шар.

Опустив глаза, Элли принялась повествовать об уходе из дома брата и о том, как после этого родители потеряли всякий интерес к ней, а она – к учебе. Элли рассказала также о своем хулиганском поступке, когда она посредством аэрозольного баллончика с краской разукрасила неприличными словами стены школы, где тогда училась. Далее последовал рассказ об аресте за хулиганство, предшествовавшем ее переводу в Киммерию, – и о двух предыдущих арестах: за вандализм и мелкое воровство. Она не забыла также упомянуть, что Марк и Хэрри заняли в ее сознании место, отведенное брату, но в отличие от последнего не только не помогали ей готовить домашнее задание, но учили непослушанию и бунтарству.

Пока она все это рассказывала,

Сильвиан, ни разу ее не прервав, торопливо записывал эту своеобразную исповедь аккуратным бисерным почерком и лишь изредка поднимал глаза, чтобы одарить ее удивленным, а иногда и потрясенным взглядом. Поначалу Элли хотела было немного приукрасить свои неприглядные деяния, окутав их легким романтическим флером, как это происходило в разговорах «по душам» с Рейчел и Джу, но потом поняла, что в ее нынешнем состоянии это ей не под силу, и поведала ему голую неприкрашенную правду. И чем больше говорила о себе гадостей, тем лучше себя чувствовала, поскольку, сама того не осознавая, постепенно избавлялась от накопившегося у нее внутри негатива. Таким образом каждое выходившее из ее уст слово облегчало лежавшую у нее на груди тяжесть.

Когда она кончила рассказывать, Сильвиан некоторое время созерцал ее с неподдельным любопытством, поигрывая серебристой ручкой.

– Описанная тобой Элли не имеет ничего общего с Элли, сидящей передо мной. Я просто не узнаю девушку!

– Так бывает. – Она пожала плечами. – Когда твоя жизнь распадается на части, ты распадаешься вместе с ней. Неужели с тобой никогда не происходило ничего подобного?

– Того, что ты описала – нет! – Он сделал паузу, словно подыскивая подходящие к случаю слова. – Восхищаюсь твоей силой духа, Элли. Не знаю, что бы сделал, окажись я на твоем стуле. Но думаю, что вряд ли так стойко, как ты, перенес бы обрушившиеся на меня беды и с честью вышел бы из всех испытаний.

– Не стуле, а месте, – автоматически поправила его Элли. – Окажись я на твоем месте…

Неожиданно на нее нахлынули непрошенные и совершенно неуместные в данной ситуации чувства и эмоции. Возможно, из-за того, что она снова чуть ли не по минутам вспомнила свою прежнюю жизнь. Но как бы то ни было, слова Сильвиана тронули ее сердце.

– Кстати, а не получала ли ты каких-либо известий о брате? – Когда его слова пронизали клубок спутанных мыслей у нее в мозгу и достигли сознания, она вскинула голову и встретилась с ним глазами. – С того времени, – уточнил он, – когда у нас случился пожар.

Элли рефлекторно опустила руку в карман и коснулась написанного на плотной бумаге письма Кристофера. Потом хотела что-то сказать, но слова словно примерзли у нее к губам.

«Три раза вдохнуть, два раза выдохнуть. Три раза вдохнуть, два раза выдохнуть…»

– В чем дело, Элли? – Сильвиан склонил голову набок и посмотрел на нее в упор: – Так ты получала от него письма – или нет?

– Нет. Никогда. Ни разу, – хриплым голосом сказала она. – До… вчерашнего вечера.

Глава семнадцатая

– Ты должна пойти к Изабелле и Раджу и обо всем им рассказать, – произнес Сильвиан, возвращая письмо Элли, которая аккуратно сложила его и снова положила в карман.

– Нет.

– Элли…

Но настоятельное требование, проступившее в его взгляде, только прибавило ей решимости.

– Что будет, если я скажу Изабелле? – спросила она.

– Она прикажет людям Раджа схватить его, – ответил Сильвиан.