Наследие

Доэрти Кристи

На плотной кремовой бумаге красовалось только одно слово «Элли», написанное знакомым почерком, который ей не доводилось видеть уже более года. Девушка несколько раз провела кончиками пальцев по этому слову, как если бы это могло помочь ей осознать, что случилось с Кристофером, почему он сбежал из дома и оставил ее наедине с родителями.

Поддев ногтем клапан, она открыла конверт. Внутри помещался один-единственный листок бумаги цвета слоновой кости, сложенный вдвое. Прежде чем развернуть листок, Элли поднесла

его к лицу и втянула носом воздух. Хотела узнать, не пахнет ли от бумаги братом. И домом, каким он когда-то был.

Но никакого, даже самого слабого запаха ее обоняние не уловило.

Развернув письмо, она первым делом увидела в верхнем левом углу собственное имя, выведенное с характерным для почерка Кристофера наклоном влево.

«Дорогая Элли!

Даже не верится, что я вновь обращаюсь к тебе после долгой разлуки, показавшейся мне бесконечной. Боже, как же я по тебе скучал! Находиться вдали от тебя было самым сложным испытанием из всех тех, что мне пришлось перенести.

Увидев тебя в ту достопамятную летнюю ночь, я понял, что обязательно должен так или иначе снова вступить с тобой в контакт. Ты так сильно изменилась, что я едва узнал тебя. Теперь ты совсем большая, и я очень горжусь тобой.

Знаю, что ты не понимаешь, почему я с Натаниэлем. Но я не сошел с ума и не стал поклонником некоего ужасного культа, о чем тебе, возможно, говорили наша мать и Изабелла. Я просто узнал правду о нашей семье. И сделал выбор.

Хочу, чтобы ты тоже получила возможность сделать выбор, основанный на истине. А истина заключается в том, что наша настоящая фамилия – Мелдрам.

Надеюсь, ты не откажешься встретиться со мной, чтобы мы могли серьезно поговорить? Как бы то ни было, буду ждать тебя у протоки за часовней в полночь пятницы.

Знаю, что ты, возможно, злишься на меня за то, что я, уйдя из дома, оставил тебя наедине с родителями. Поэтому не обижусь, если ты не придешь на встречу. Но в любом случае буду в указанном месте. Так что очень тебя прошу – приходи. Мне не терпится увидеть тебя снова.

Кристофер».

Замерев с прочитанным письмом в руках у окна, Элли всматривалась сквозь стекло в чернильную темноту осенней ночи.

«Кристофер совсем недавно был здесь и стоял на том же самом месте, что и я. – От слез у нее защипало в глазах. – Но если он действительно так хотел меня видеть, как написал в своем письме, почему не подождал меня? Не дождался, когда я открою дверь и войду? Почему, оставив письмо, удрал

из комнаты, словно вор?»

Немного успокоившись, она заставила себя перечитать послание брата. В этот раз она обратила внимание, каким крупным и жирным шрифтом он написал фамилию бабушки – Мелдрам. При этом он с такой силой давил на перо, что едва не прорвал плотную бумагу. Поэтому ничего удивительного не было в том, что это слово резко выделялось на фоне остального текста и в своем роде доминировало над ним.

Когда она стояла у окна и вглядывалась в темноту, одна-единственная мысль вибрировала у нее в мозгу:

«Что же мне теперь делать?»

* * *

В тут ночь Элли почти не спала, но вновь и вновь перечитывала послание брата, пока… не выучила его наизусть.

Примерно в три часа ночи, окончательно убедившись в том, что не пропустила ни единой мысли, выраженной братом на бумаге, и его послание не содержит никаких скрытых или дополнительных смыслов, Элли положила письмо на прикроватную тумбочку, легла в постель, закрыла лицо руками и принялась считать собственные вдохи и выдохи.

Ситуация могла разрешиться несколькими способами.

Если она, к примеру, сообщит кому-нибудь об этом письме, то ее доброхоты непременно настоят на том, чтобы она пошла к Изабелле и все ей рассказала. Хотя бы из соображений безопасности. При этом дело уплывет из ее рук, и им займутся другие люди.

«А они никогда не позволят мне встретиться с Кристофером и, возможно, что-нибудь с ним сделают. Арестуют, к примеру, или, того хуже, прибегнут по отношению к нему к насилию».

Альтернативой такому подходу являлась необходимость постоянно лгать всем и каждому.

Когда она обдумывала этот вариант, ей в прямом смысле сделалось плохо. И не только в моральном отношении, но и в физическом.

Потому что вспомнила, как лгала сегодня вечером Картеру.

«Неужели я смогу делать это снова и снова – и так без конца?..»

Мысли продолжали приходить – большей частью, грустные и противоречивые, пока она наконец не забылась под утро сном. И почти сразу, как ей показалось, проснулась, поскольку зазвонил будильник, который она поставила на без четверти семь.

* * *

Весь этот день она двигалась, посещала уроки и разговаривала, будто окутанная неким облаком, основными составляющими которого являлись огромная усталость и нарастающая паника. То, что говорили на занятиях, доносилось до нее будто сквозь вату, окружающее же она видела нечетко, как если бы все вокруг затянуло туманом. Ну и помимо всего прочего, ей опять пришлось лгать. Когда Рейчел спросила у нее о причине темных мешков под глазами, Элли, не задумавшись ни на секунду, сослалась на бессонницу, проистекавшую от чрезмерного переутомления.