Наследие
Шрифт:
– Эта нога?!
– Эта нога ад ноупле.
– Лиса нога твой есть?!
– Перегрызла мне фрэсс сухожилие скуконь, ад ноупле, но я попал в неё, вижу в темноте мормораш дамбораш лежит лиса у ног, лежит фрэ и вын. Убил, Алька!
– Сука лиса! Ела нога Оле! Ах, сука! Ах, сука!
– Достал фрэ аптечку, бинт вриш, антисептик форконь, обработал трэ рану, перевязал кое-как, ад ноупле дух перевёл на спину лёг тормэд, наверху звёзды, мормораш дорбораш, тишина, никого ад ноупле, ни одного звука при, и есть хочется очень, как фрэ горгонь.
– Асухпаёко?
– Ни хрена так и не дали, торфэ пири, сказали – после хрипонь штурма.
– Сыволоч! Сыволоч!
– Я вижу – лиса фрэ убитая, подполз варни, она ещё тёплая фрэ, брэ, нож достал скуконь мор-конь фрэ, перерезал ей горло, форконь торфэ разома, стал кровь её пить, пью фрэ, пью брэ, тёплая кровь, хорошая, торфэ разома, торфэ разома, напился крови пири, ноупле вовгрэ, отвалился фрэ, заснул.
– Оле, Оле…
– Проснулся – утро, рядом опро арто, бух, бух, пусто ад, никого хрипонь, огляделся разом а фрэ все перепахано ад ноупле, трупы наших фрэ скуконь, земля, воронки, куски, лиса фрэ пири, голова кружится шамбораш упараш, замёрз тормэд, нога болит хрипонь, ад ноупле варво замёрз, схватил лису за фрэ хвост, в воронку сполз упорот, мормораш, распорол лисе брюхо, нашёл горгонь печень, Аль ты помнишь фрэ я любил жареную мрон печень убараш?
– Любило, Оле, любило! И я любил! И мамоч-ко любил, она себе велела много делать печёнка, корыто кругло, многа печёнка с яблок жареный, с корица, с гвоздичка!
– С яблочком, яблочком ноупле, фрэ печёнка, я печёнку пири вырезал у лисы из брюха мормораш и съел, жадно, жадно фрэ тормэд проглотил, как не жрал никогда, и сразу силы пришли. Я опытный пири, Алька, а? Я интеллигент ад ноупле!
– Молодецо, Оле! Интеллигены Оле! Оле молодецо! Я горжусе мой Оле!
– Хотел встать ноупле фрэ, не моту, нога не ходит скуконь фрэ. Убараш нашёл второй автомат, рядом трупы фрэ, два, три, десять тормэд, торчат упорош, на двух автоматах, как на костылях – ковыль, ковыль ад ноупле назад, назад, назад. Шум – едут наши на брэдли фрэ, подобрали, в госпиталь скуконь торвонь, врач сказал: фром-бараш две недели скуконь фрэ и снова в строй фрэ ад ноупле! Снова в бой фрэ! А?! На штурм фрэ! Из раненых кодеров тормэд!
– Суки! Оле!
– Я четверо суток пролежал ноупле, потом через фрэ окно в сортире полотенцем накрыл фрэ, шваброй выбил тормэд фрэ, бежал смин с чужим био. Скачал в реанимации фрэ фромбораш.
– Молодецо, Оле!
– А потом… мыкался ад ноупле, где придётся скуконь, жил у разных пири, у разных фири, а потом был налёт УЁ на Хонг Кун, а я там жил, и меня хробораш ноупле в плен взяли они.
– Оле! Они тебя ебать?!
– Нет, я же хромой. Уёбанцы инвалидов не ебут ад ноупле домбораш. Устав!
– Оле!
– Теперь я фрэ хромой ад ноупле! Шрапнель фрэ и лиса!
– Оле! Оле! Мой Оле!
– Дрочу комиссару фрэ. Карьера кодера, а, фромбораш? Хромой кодер Олег Пехтерев, ад ноупле борбораш!
– Оле, Оле…
С дрожью Аля к Оле прижалась, обняла. Руки в ремень вцепились, расстегнули, брюки расстегнули. Губы сами нашли то, что так давно искали в снах мучительных.
– Алька… Алька… – Оле вздохнул, земляной потолок глазами обшаривая. – Я есть хочу ад ноупле.
Спит партизанская обслуга в закуте. Храп женский и мужской глухо раздаётся – земля кругом. Сухая. С потолка не каплет. Гера и Жека рядом сидят, к дубовым подпорам привалившись. Гера кемарит, Жека курит, по тюремной привычке дым в рукав выпуская, бормочет:
– Ты говоришь – в регулярную армию. В какую, бля? У кого? Японцы чужих не берут, китайцы возьмут и выжмут до капли, бля, аж не ебаться. А я не мышца-пацан, возраст, бля. У ДР денег ни хера, репарации.
Гера дремлет, спокойно лицо его с усиками штабными. Жека продолжает:
– А на гражданке с моим био – только кочегаром. Или землю копать. Пока, во всяком случае. До первого скока. А скок – дело тонкое, бля. Его пугать не надо. Вот я тебе случай расскажу: один фраерок, первоходка, решил после срока био своё затереть по-сухому. Ну, имеет право, ёптеть. Мягкого спеца нашёл, набашлял. Тот слепил ему новый био. Короче, проверили они по glenn – норма. Фраерок с новым био пошёл на биржу – ищу работу. Он до зоны pni ворочал в NCNN. А тут – я, говорит, готов служить в мокрой доставке. Ну, присаживайтесь, обсудим. Слово за слово, хуем по столу – быстро место нашли. Чистый list, конечно! Фирма японская, персонал русский. Башли нехуёвые, бонусы. Работа непыльная, без мозга, суетись – и всё. И – первая доставка. Штатовский банк, рядом, в соседнем квартале, бля! Ему налили, вставили, загустили, ramka оформил как положено. Поехал на броненосце официально, а у них секьюрити не по glenn пробой делает, а по lawtonn. Штаты, ёптеть! Всего два банка в городе ихние! Короче, вошёл, ramka прислонил: аларм, ебёна мать! Проникновение! Он, мудило, нет чтобы под дурака: ни хуя, ваш косяк, я чистый, – ломанулся бежать. С жидким! Сандерболом ёбнули, потом – в аквариум. А там сухую затируху найти – два пальца обоссать. Короче, новый срок фраерку, а?
Пихнул Жека Геру.
– Всех дезертиров – к высшей мере… – не открывая глаз, Гера пробормотал.
– Маша-а-а-а-а! Прыга-а-а-ай! – хриплый крик в темноте раздался.
Вскричал во сне инвалид безногий, с опухолью. Зашарил руками. И тут же захрапел, забулькал.
В полдень комотр с комиссаром совет отряда собрали. Большое дело, выношенное: налёт на Мухен. Весь комсостав в круглой пещере собрался: комотр, комиссар, начальник контрразведки Буров, командир танковой шестёрки Зульц, командиры взводов Розенберг, Щербина, Ласточкин и Бураковский. Сперва Буров доложил:
– Товарищи, путь на Мухен свободен, китайцы вчера отошли за хребет в Сукпай, в городе только полиция и два полунёба.
– Момент ловить надо! – пальцами весёлый Розенберг щёлкнул.
– Ежели Господь нам путь приуготовил, а китайцев с пути устранил – с нами Бог, товарищи! – комиссар перекрестился.
– Зачем китайцы за хребет так рано переметнулись? – комотр задумался, бородку теребя. – Праздник же в пятницу.
– И праздник зело большой для них – День возвращения северных территорий! – с улыбкой комиссар бородищу свою огладил.
– Чтобы подготовиться! – Буров продолжает. – Там же дивизия генерала Нюя стоит. Вместе в Сукпае отпраздновать захотели. С танцами, фейерверком.
– Так просто?
– Проще не бывает, товарищ комотр!
– И впрямь – почто им одним на мухенском отшибе праздновать? Сольются воедино в китайской бесовщине своей! А мы это и попользуем с Божьей помощью!
– Правильно толкуешь, комиссар! Только полиция – тоже не младенцы. У них нос есть, у них и пальцы есть, у них пушки по крышам стоят.