Наследие
Шрифт:
– Ты в душу веришь?
– Верую в бессмертную душу человеческую. Душа живёт в человеке отдельно, по своей стати она беспредельна, от мёртвого отлетает, новорождённого жизнью наполняет, её ценить и лелеять надо, а вот оскорблять её не надо – может обидеться и почернеть, тогда навалится адская меть, будешь помечен за плохие дела до тех пор, пока жизнь из тебя не ушла. Изнутри разрушаться будешь, покуда себя не избудешь.
Рассмеялся Хван.
– Командир, пристрелить его? – Лахава
– Пока не надо.
Плётка Хвана искрой синей в сторону Оле треснула:
– А ты кто?
Заговорил Оле:
– Ад ноупле торфэ, я кодер, кропино простоши-ро инвалид, пристошон хрипонь.
– Якут, коряк?
– Русский ад ноупле броуди я.
– Ты чего мелешь? Отвечай мне по-русски!
– Я ад ноупле торфэ, хрипонь торморош…
– Лахава!
Красная точка прицела лазерного моментально на лбу Оле засветилась.
– Он брато мой!! – Аля возопила, бросилась к Оле, обняла, от пистолета закрывая. – Он русски, мы с Алтая, он инвалиде война! Не стреляйё!
– Сестра? – Узкие глаза Хвана на Алю уставились. – Одна морда, правда. Близнецы?
– Близнецьй! Близнецьй! Мы с Оби! Наша мамо был атаманш Матрёна.
– Атаманша Матрёна?
– Ад ноупле бронишава атаманша хрипонь Матрёна! – закивал Оле головой.
– Очень интересно! – Хван усмехнулся. – И что вы, алтайцы, дети Матрёны, у уёбанцев делаете?
– Мы еда готовил, пироги пекла, мясо жарило.
– Мясо ноупле торфэ, морограши для победителей пристошон.
– Для победителей?
– Дыля победитель, – Аля головой кивает, брата обнимая, заслоняя.
– Для победителей? То есть – для нас! – Хван переглянулся со своими. – Они пир готовили для победителей! Хао! А мы их, подлых лисиц, победили! Так сейчас и попируем! Эскадрон! По лавкам!
Заёбанцы стали по лавкам рассаживаться. Их было больше побеждённых уёбанцев, поэтому садиться тесно пришлось.
– Эй, вы! – на лавку усевшись, обратился Хван к стоящей уёбанцев обслуге. – Мечите на столы, что приготовили!
На длинные столы стали подавать еду приготовленную.
И начался пир победителей. Обслуга принесла всё, что для своих наготовила. И часа не прошло, как всё было съедено под победный смех и вскрики одобрительные. Наевшись, рыгнув, Хван обвел захваченных в пещере взглядом глаз прищуренных:
– А теперь – лекью[23]! Освободите стол этот! На середину его!
Освободили один из длинных столов, передвинули на середину.
Хван глянул на стоявшую обслугу. Его палец остановился на Гере:
– Ты!
И на Жеке:
– И ты! Полезайте на стол и бейтесь! Который свалится – пристрелим. А кто на столе останется – того отпустим. На волю. Ясно?
Гера
– На стол! – Хван скомандовал.
Жека сразу на стол полез. Гера стоял на месте.
– На стол! Лахава!
Ординарец на Герин лоб красную точку навёл. Гера помедлил чуть. И на стол полез.
– Командир, а чем они биться будут? – спросил есаул Дадуй.
– Предлагайте! – Хван усмехнулся.
Предложения ждать себя не заставили:
– Камнями!
– Ножами!
– Дубинами!
– Костями вот пусть дерутся!
– Лучше – мясом! Вон, ещё осталось!
– Котлами, котлами!
– Ложками!
– Мисками!
Эта идея всем заёбанцам очень понравилась:
– Мисками! Мисками пусть дерутся! Точно! Хао, хао!
– А может, мисками с говном?
– Ты что – в нас полетит!
– Ха-ха-ха!
– Дайте им миски! – Хван приказал.
– Я офицер. И унижаться не буду, – твёрдо Гера проговорил. – Кулаками готов биться, мисками – нет. Хотите – стреляйте меня сейчас.
Хван свой непроницаемый взгляд на Геру направил, губами тонкими, жестокими пожевал:
– Пусть бьются кулаками. Только кулаками, ясно?
В укрывище подземном тишина наступила.
Гера и Жека к битве за жизнь приготовились, каждый по-своему. Гера в боксёрскую стойку встал, Жека – кулаки сжал, в стороны развёл и чуть присел угрожающе. У Геры лицо – спокойное, офицерское, как и всегда. Жека рот свой мокрый открыл, ощерился зубами жёлтыми. И прохрипел угрожающе:
– Мы не бьём, а убиваем, маленьких не трогаем!
И пошёл на Геру. Тот стоял не шелохнувшись. Жека стал бить размашисто, нанося удары снизу вверх, на ногах полуприсев, каждый удар выкриком злым сопровождая:
– Ха, бля! Ха, бля! Ха, бля!
Гера молча отражал, на месте стоя. И тоже ударил: мимо, мимо, вскользь лысой башки Жекиной. Наблюдающим быстро понятно стало – если Гера и брал уроки бокса, то немного и недолго. Кулак Жеки попал Гере в ухо, он пошатнулся, но устоял на столе. Из уха пошла кровь.
– Ха, бля! Ха, бля! Ха, бля!
Жека бил, размахиваясь широко, брызгая слюной, глаза пуча, по столу топоча. Гера стал пятиться, отбиваясь, но не попадая. Лицо его с маленькими усиками выражения своего не потеряло, только щёки закраснелись. “Я офицер!” – словно это лицо говорило.
– Ха, бля! Ха, бля! Зэчок вам, бля, не червячок – пальцем не раздавишь!
Отбивался Гера, пятясь. Жека наступал. За-ёбанцы на поединок смотрели, Лахава с пистолетом наготове стоял, чтобы упавшего со стола пристрелить.
Жека Гере по скуле заехал хлёстко. Пошатнулся Гера, но устоял.