Наследница Бабы-Яги
Шрифт:
— Неплохая-неплохая! — поддержали остальные белки.
— С Волком дружбу завела, не покривилась, в лес ходит — цветы не рвёт, по грибы — только с ножиком, да и нам, раз на раз, сушёных ягод или орехи носит.
— Неплохая, значит, — приняла к сведению. — Так чего тогда Волк в кандалах?
— А что она против всей деревни поделает? Отец у неё — ух, один только он чего стоит. Ей-то уже третий десяток скоро, а в девках ходит. Всё кузнец виноват — никого не подпускает к красавице.
— Страсти-то какие…
— Ещё какие! А люди-то, люди! — белочка прямо задохнулась от возмущения. —
— Препарируют, — смуро закончила другая. — И ты, вон, из их роду, — это она мне сказала. — Как в лес так глубоко-то забралась? И одежки у тебя диковинные…
— Да я это, оттуда, — махнула в ту сторону, откуда пришла.
Белки встрепенулись, застрекотали вроде и на человечьем, но непонятно, по-беличьи.
— Не врал, значит, Леший! — вынесла вердикт та, что с большим словарным запасом, да и вообще спокойнее других казалась.
— О чём не врал? — уточнила.
— Что в Ягином доме хозяйка новая.
— Ну, не то чтобы хозяйка… — пробормотала, но слушать меня не стали.
— Тогда и не враг ты нам! Я Миклуша, — представилась она.
— Я Милана, — представилась самая болтливая.
— Я Евгаша!
— Я Светлана!
— А я Марина… точнее Морена, — вдруг показалось, что здесь, в Нави, правильнее будет представляться своим настоящим именем. — А это… — повернулась к Коту, но его рядом не оказалось. Заозиралась — нет его. Вот же! Сердце охватила паника — без Кота я по Нави ещё не ходила. И куда запропастился?
— Потеряла что-то?
— Кого-то, — пробормотала. — Я с Котом была, но он, кажется, ушёл…
— Не пугайся, лес тебе не враг, — пообещала Миклуша. — Куда путь держала — мы проводим!
— К Водяному. Я вроде знаю, куда идти, но всё равно… боязно.
Белки с радостью вызвались провожать меня, обнаружив во мне благодарного слушателя, который, ко всему прочему, о лесе и его жителях ничего не знает.
Про Волка всё рассказали. Был оборотником, схлопотал проклятье (это беличья теория) и замер в зверином теле. Настоящая причина такого горя неизвестна даже вездесущим белкам: кому Волк не угодил — непонятно. С тех пор он и стал Волком, человечье своё имя потребовал забыть — душу царапает. Свои к Волку относятся с жалостью, а для зверей он слишком человек, вот и ходит по лесу неприкаянный.
В деревне по беличьим рассказам вообще чёрте знает что творится. Как Яга свой пост покинула, так и слетели люди с катушек, им дай волю — они руку откусят, и плевать, что их предки сами выбрали мир с магическими существами — даже в Тридевятом изжить их пытаются. Да уж, совершенно человеческая сущность, нечего сказать — распространяют свой человеко-вирус даже на чужой территории.
— Волк — прецедент не единичный! Весь лес диву даётся человеческой узколобости. У Кощеевых, поди, люди по струнке ходят, на волшебных даже не ругаются, а тут — разошлись! То Волка в кандалы, то золотую рыбку в рабыни, то подай им цветочек волшебный… Яга ушла, так они и на избушку её пытались руки распустить, мол — к лесу задом давай, к лесу задом! А избушка не дура, людям только и покажет без хозяйки, что зад!
Я едва сдержала смешок — неприлично над горем других потешаться.
— Ой, а гуси-то! Гуси! — воскликнула, кажется,
— Точно! Ой, Морена, сейчас и ты зло своё не будешь знать, куда деть! — Миклуша в сердцах попутно даже шишку с ёлки сорвала и запулила вперёд. Та врезалась в ствол и отрекошетила в меня, но я успела увернуться.
— Какие гуси?
— Гуси-лебеди, верные Ягины почтальоны!
— Ещё при Яге на них столько навешивали! Ребёнок какой по недосмотру сбежит — всё, гуси-лебеди украли. Оно, может, и правда так было, лет триста назад, но сейчас-то, сейчас-то! Последняя Яга так вообще, как это… циви… вици…
— Цивилизованная была, — закончила за Миланой Миклуша.
— Пацифистка! — добавила Светлана.
— Вот-вот! Так что никаких детей они, бедные, не крали, наговаривают всё!
— Так и что с ними сейчас?
— Запрягли их, юродивые! В мельницу! — Светлана тоже решила сорвать шишку, но та оказалась молодая, крепкая, и не поддалась.
— Это как?
— Как ослов каких! Упряжь надели, и понукают, чтоб по кругу ходили, механизм тянули. Ветра да потока водного им мало, решили выдумать чего-то, а гусям отдуваться!
— Так они же птицы, как им такую тяжесть тянуть? — не поняла.
— Все знают об их силе, они по Ягиному приказу и дом утащить могут! — пояснила Миклуша. — Как только поймали их — непонятно. Без хозяйки-то истощали совсем, наверное, да и люди горазды — обманом и Водяного пахать заставят.
— Сложно всё это… — протянула, но в одном уверилась — деревню я навещу. С Котом или без, но точно сегодня, иначе уснуть не смогу — у них там Волк в кандалах и гуси-лебеди в упряжи!
Озеро появилось перед нами так же неожиданно, как и в прошлый раз, но выглядело оно совершенно иначе. Кувшинки цвели всеми цветами радуги, доказывая сказочность своей природы, в воде отражалось лазурное небо, деревья и далёкие-далёкие горы. У самого берега ивы тонули ветвями в воде, напоминая текучее розовое золото.
Ветер принёс с собой запах полыни, затрепетал тростник, а вместе с ними — моё сердце.
— Благодет-тельниц-ца! — пронеслось над водой эхо. — Спасит-тельниц-ца!
На поверхности озера, словно подводный корабль, стало появляться нечто: сначала оно было чем-то бесформенным и зелёным, этакая кочка, после проявилась голова с круглыми водянистыми глазами и закрытым то ли тиной, то ли спутанными волосами лицом.
Из воды показались руки с перепончатыми, как у утки, когтистыми пальцами, затем, покатые пухлые плечи и голая рыхлая грудь, к низу покрывающаяся чешуйками.
— Водяной, — подсказал кто-то из белочек.
Зеленоватый, дедоподобный, бородатый Водяной из воды показался только на половину, перепончатыми руками он заправил за подобие ушей мокрые патлы и улыбнулся мне огромным безгубым ртом с мелкими рыбьими зубами.
Боже, такое ночью увидишь, можно сразу судмедэксперта вызывать, чтоб причину смерти устанавливал.
— Красавиц-ца! — вновь воскликнул Водяной. Обращался он, по всей видимости, ко мне.
— Добрый день, — и снова мне пришлось споро брать себя в руки. Чувствую себя Акакией из Запупыркинска, которая первый раз в мегаполис приехала — так же висну и на всё рот открываю.