Наследница бриллиантов

Модиньяни Ева

Соня, которая недавно отлично сдала все экзамены, оставалась в неведении относительно родительских планов, строя на будущее свои собственные.

Высшие баллы по всем предметам оставили ее равнодушной, Вирджиния же никак не могла налюбоваться аттестатом своей подруги.

— Что будем делать дальше? — спросила Вирджиния.

— Ты станешь учительницей, — уверенно ответила Соня, — а я — манекенщицей у Лидии Мантовани, причем самой лучшей.

— Тебе такая работа кажется интересной?

— Она не вызывает у меня

отвращения, тем более что я верю: эта дорога приведет меня когда-нибудь к Джулио де Бросу.

Вся в мечтах о своем кумире, самом красивом, элегантном и обаятельном, она приехала домой и застала мать за сервировкой парадного стола.

— Откуда все это великолепие? — искренне удивилась она. — Я никогда не видела этого серебра, фарфора и хрусталя.

— Все это наше, — с гордостью ответила дочери синьора Бамбина.

— Значит, мы богатые? — Соня была потрясена.

— Ты только сейчас об этом догадалась?

— А как я могла раньше об этом догадаться, если мы живем как нищие? Я ючусь среди кулей и бутылок, у меня даже нет своей комнаты, одно пальто ношу не помню уже сколько лет, мы никуда никогда не ездили, даже машину не могли себе позволить — и вдруг все это. Ты же всегда говорила, что у нас нет денег.

— Денег у нас и правда почти нет, все вложено и, надо сказать, удачно. — Синьора Бамбина попыталась горделиво улыбнуться, но улыбка получилась страдальческой — боль в животе уже несколько дней не давала ей покоя.

— Скупы богачи, — бросила Соня, все еще не осознавая до конца того, что открыла ей мать.

— Все это станет твоим, — торжественно заявила синьора Бамбина. — Когда ты выйдешь замуж, мы дадим тебе отличное приданое, так что положение первой дамы у нас в городке тебе обеспечено.

Соня сразу же вспомнила Летицию в бигуди, ее мужа с фабрикой термометров. Если бы она могла убежать, чтобы никогда не возвращаться в этот убогий городок, где все живут такой бессмысленной серой жизнью!

За ужином она молчала, лишь односложно отвечая на вопросы, если к ней обращались. Молодого Порту она не удостоила за вечер ни единым взглядом. Конечно, Соня знала его с детства, но он всегда казался ей скучным. Соня посмотрела на его маленьких сестер: они тоже, когда вырастут, станут такими же скучными, как их брат.

Родители из кожи вон лезли, чтобы развеселить гостей. Отец так и сыпал остротами, мать расточала по сторонам улыбки, которые копила для этого вечера, наверное, всю свою жизнь. Достаточно было только взглянуть на Соню, чтобы понять: все их усилия бессмысленны, помолвка скорее всего не состоится. Однако синьора Бамбина пока не собиралась сдаваться.

— Спой что-нибудь, Тонино, — попросила она мужа.

— И правда, Тонино, — поддержал хозяйку Массимо Порта, — спой какой-нибудь романс.

Аккордеон, будто случайно, стоял на маленьком столике. Присутствующие надеялись, что Тонино споет романс

Неморино из «Любовного напитка» Гаэтано Доницетти — эта ария у него получалась особенно хорошо. Но Тонино, видя, в каком состоянии его дочь, не был расположен петь.

— Давай, Тонино, — настаивала синьора Бамбина, — не заставляй себя упрашивать.

Тонино вопросительно посмотрел на дочь, словно спрашивая у нее разрешения, и, только когда она ободряюще ему кивнула, взял в руки инструмент.

После нескольких пробных аккордов он запел, и его чистый высокий голос зазвучал в тишине, проникая в сердце каждого. Соня почувствовала щемящую нежность к отцу. Она давно простила ему жестокость, которую он не по своей воле проявил к ней два года назад, влепив ей пару оплеух на глазах у всей остановки. Сейчас она вспомнила тот день, когда он принес ей маленького Боби. Ее верный друг служил ей верой и правдой и умер у нее на руках.

— Хорошая была собачка, — пытаясь успокоить дочь, сказал тогда отец.

— Второй такой на всем свете нет, — сквозь рыдания ответила ему Соня.

— Не переживай так, доченька. Я куплю тебе другую собаку.

— Нет, папа, не надо, другую я не хочу.

Они похоронили Боби за остерией, на узенькой полоске, оставшейся от большого луга, застроенного теперь жилыми домами.

Пока отец пел, Соня вспомнила все, и хорошее, и плохое, что было связано с отцом, и поняла, что очень любит этого маленького человечка, который может быть кротким и нетерпеливым, тонким и грубым, мужественным и слабым. И когда отец под дружные аплодисменты ставил на столик аккордеон, Соне показалось, что он смахнул слезу, «тайную слезу», как пелось в романсе.

Она резко встала и прошла в остерию, где было темно из-за закрытых ставень. Зайдя за стойку, она подняла руку и достала мелки и грифельную доску — они по-прежнему хранились за ликерными бутылками. Сев на высокую табуретку перед кассой, Соня положила перед собой доску и начала рисовать, как и прежде, церковь с покосившейся колокольней и смеющееся во весь рот солнце. Вдруг она на секунду задумалась, стерла солнце и нарисовала облако, из которого потянулись нити дождя. Плачущее небо закрыло все не занятое изображением церкви пространство, и только в самом низу осталось немного места, чтобы уместились два слова: «Для папы».

После этого она вышла из остерии и успела вскочить на ходу в последний трамвай, который шел в Милан.

ГЛАВА 7

— Я знала, что ты вернешься, — радостно семеня ей навстречу, воскликнула Лидия Мантовани и раскрыла объятья. На ней было черное шелковое платье, скромное и элегантное.

Соню не обрадовал, а скорее смутил такой теплый прием, хотя она и прибежала сюда за защитой, спасаясь от убогости и серости жизни, которую ей пытались навязать дома.