Наследница клана Лунных

Меллер Юлия Викторовна

Возница оперся рукой о борт, чтобы поближе наклониться к Махе, и тихо спросил:

— А ты ничего не почувствовала, когда эту…— он опять глазами показал на безвольно лежащий груз, — …гнуло?

— Гнуло? — не поняла женщина.

— Ну, когда она светилась вся… — непонятно показал руками возница.

Маха пожала плечами, но приставучий возница ждал.

— Страшно было, — ответила Маха.

— Тьфу, дура! — разозлился мужик и даже поднял руку с зажатым в ней кнутом, но тут же опустил. — Ты же раньше всё за голову держалась.

— Да, — с удивлением протянула женщина, — держалась, потому

что болела.

— А сейчас?

Маха схватилась за голову и тут же опустила руки, потому что голова с появлением девчонки больше не болела. А ведь Маха знала, что её травили болиголовом, настоянным на жабьих лапках из запретных земель. Она же с момента смерти мужа была как в тумане; мысли всё время разбегались; забывала, куда шла, что говорила, и уже не надеялась… а тут вон, размышлять стала, задумалась о себе и о людях, да и вообще…

— Во-о-т, — наставительно отметил возница, — и у меня голова больше не болит. Раньше по жаре всё время схватывало или перед грозой. Брат ещё в детстве мне случайно обухом по макушке попал, так всю жизнь мучаюсь. А когда эту сюда положили, то её свет мне как будто там, — мужчина постучал по голове, — что-то расслабил, и я бодрячком.

До Махи стало доходить, что за ушедшие головные боли девочке-магичке спасибо надо сказать. А как это сделать? Вот уж она не думала-не гадала, что когда-нибудь испытает на себе волшебное целительство.

— Но она не целитель, — словно прочитав её мысли, опроверг возница. — У меня ещё спина болит, так и продолжает болеть. Была бы болезная целителем, вылечила бы. Она ж себя не контролирует, пышет чистой силой во все стороны.

Маха согласно покивала головой. На руках у неё синяки были и остались. Глянулась она одному стражу, так он ссильничал. Бабёнки потом добавили ей за то, что сопротивлялась. Маха думала, что они испугались за то, что он рассердится на всех и лишний раз кнутом пройдётся, а оказалось — позавидовали. А страж тот больше к ней не лез, хотя место на телеге дал, а доступными пользовался и не благодарил никак. Поди, пойми его и тех злых бабёнок.

— Так я и говорю, жалостливая ты, — вернулся к началу разговора возница. — А всё зря.

— Разве я могу уберечь её? — тихо спросила женщина, не понимая, чего он к ней привязался. Хочет блуда от неё? Так сказал бы. Или стражей опасается? Они много мнят о себе и возниц презирают.

— Так я о чём тебе толкую? Пожалуйся, что плохо тебе от силы магички. Скажи, что все силы забирает, выжимает досуха, — тихо посоветовал он.

— Так меня от неё удалят и поверят ли?

— А чего им не поверить? По бумажкам наверняка девку в простые записали и о даре её ни слова. Каждый думает, что хочет, так что коль напугаешь их, так могут и поверить. И ещё: её ж старший как положено по документам принял, и довезти до крепости живой обязан. Так что ему на руку пугающие слухи о девчонке и твоя забота о ней.

Маха с сомнением посмотрела на возницу, а тот добавил:

— Я тоже скажу, что плохо рядом с ней, и как бы здоровье не растерять. Пущу слушок, что из-за страшного дара, вытягивающего жизнь, ей печать и поставили.

— Как бы хуже не было.

— Хуже не будет, — он посмотрел на загоготавших стражей и тихо выругавшись, сплюнул. — Наше дело маленькое:

довезти её в целости. Она мне голову вылечила, а я умею быть благодарным.

Маха задумалась. К совести старшего стражника взывать бесполезно. Он сам вроде солидный мужчина и не полезет на девчонку, тем более, вокруг него Ланка вьётся, и он ею доволен, но другим не запретит. Не принято тут церемониться с осужденными. Но если припугнуть их, как советует возница, то может прав он, отступятся они от девчонки.

На следующей остановке Маха покачнулась, обмякла и, шатаясь, отошла в тень. Никто особо не обратил на неё внимания. Женщин много и все они шумели, радовались передышке, ждали раздачу воды. Тогда Маха, громко вскрикнув, упала, раскинув руки, и лежала, притворяясь мёртвой.

— Чего это она?

— Эй, красавчики, Маха сдохла! Пережарилась на солнце!

— Не пережарилась, — остудил ненужные слухи возница. — У нас навес, дура.

Мужчина тяжело спрыгнул на землю и тоже, как давеча Маха пошатываясь, отошёл в сторону.

— Тяжёлый дар у болезной, — пожаловался он бабам. — Силы тянет и тянет, — он схватил ковш с водой, присосался и, крякнув, спросил: — Сколько дней везём её?

— Да пяток уже есть, — бойко выкрикнула Пашка, насмешливо глядя на трепещущие ресницы Махи.

— Меньше, — ответили другие, и быть спору, но возница снял соломенную шляпу и показал на седые волосы.

— Видали? — грозно спросил он.

— То, что ты, дяденька, нечёсаный да вшивый?

— Тьфу, пустоголовая! Вши по такой жаре не живут. Я говорю, что девка силы тянет, и я рядом с ней старею! Вишь, поседел! А был чёрный как смоль!

— Да ты вроде такой и был, — с сомнением смотря на него, произнёс один из стражников.

— Я, господин хороший, без шляпы не хожу, потому как к чёрному солнце тянется, а теперь пегим стал, и шапка не нужна. Переложить бы девку куда в другое место? А? Я жить хочу!

— Но-но, чушь городишь!

Возница всем своим видом показал, как ему плохо, а рядом, оживая, закряхтела Маха. Какая-то дрянь воду ей на лицо вылила и за шиворот натекло, как тут не дёргаясь полежишь?

Стоянка закончилась, и караван двинулся дальше. Слух об опасном даре быстро распространился среди всех и телегу с подкидышем теперь обходили стороной. Возницу старший каравана оставил на месте, как и ухаживающую за новенькой Маху. Правда, бабы вновь стали завидовать Махе, но она все свои силы бросила на ухаживание за девочкой. Обтирала её, заставляла пить, пихала в рот размоченный хлеб… Болезная пришла в себя, но из-за слабости лежала, уставившись в натянутую на телегу тряпку.

— Скоро уже приедем, — шептала Маха, хотя сама толком не знала, скоро ли.

Она всё время разговаривала с несчастной, хоть та и не отвечала ей: взгляд у девочки был взрослый, и от этого её ещё жальче было.

— Тебе в крепости надо как можно быстрее выбрать покровителя, — поучала Маха, исходя из нового жизненного опыта. — И может, не одного, — тоскливо добавляла она. — Такова наша доля. Ты, главное, не противься. Поверь мне, жизнь ценнее!

Девчонка переводила взгляд на неё и испытующе смотрела, а Маха упорно продолжала вбивать своей подопечной науку, которую ей пришлось узнать на собственных ошибках: