Наследница Кодекса Люцифера
Шрифт:
Он видел, как Бонифац ударил дубинкой, в которую превратилось ружье, прямо в лицо противнику, и как оно исчезло, когда нападавший опрокинулся навзничь и замер. Он видел, как из дула пистолета вырывается пороховой дым, а за ним – язык пламени, и он видел, как Бонифац съеживается и падает лицом вперед. Он видел, как к нему подбежала какая-то фигура, наставив на него рапиру, и он уклонился в сторону и сунул мушкет нападавшему между ног, так что тот, увлекаемый инерцией, спотыкаясь, побежал дальше и влетел прямо в камин, где врезался головой в стену и осел на пол прямо между притаившимися там монахами. Он видел…
…Мельхиора,
…брата Бонифаца, который вовсе не был ранен, а похоже, подсмотрел кое-что у Мельхиора: он сделал кувырок вперед и, поднимаясь, ударил нападавшего головой между ног, после чего тот выронил пистолет и забился на полу, как рыба, вытащенная из воды…
…мужчину, проводившего Йоханнеса к комтурству, который наклонился за упавшим пистолетом, – словно во сне, он поднял мушкет, как копье, и бросил в него…
Это был танец. Это была бойня. Внезапно мимо него пронеслись черные рясы и устремились навстречу нападавшим. Зазвучали крики. Грохот пистолетного выстрела и вой пули, не попавшей никуда, не считая камня. Мужчина, в которого Вацлав швырнул разряженный мушкет, уклонился в сторону, развернулся, направил на него пистолет, показал зубы – и исчез под одновременным ударом двух черных монахов, сбивших его с ног. Пистолет снова скользнул прочь.
Это был танец… Монах и разбойник схватили друг друга за горло и раскачивались в смертельной схватке, словно в такт неслышной музыке. Танец… Кто-то побежал на Вацлава, выставив алебарду с обрезанной рукоятью, и Вацлав уклонился от него с ловкостью сомнамбулы, вцепившись в ногу в лопнувшем старом сапоге. Нападавший грохнулся на перевернутый трон, резко развернулся и принялся размахивать оружием во все стороны… Вацлав видел, как мужчина воткнул собственное оружие себе в нижнюю челюсть, лезвие вошло в череп, и не успел он отвернуться, как упавший уже перестал барахтаться… Танец, в котором не участвовал только один человек…
Каменный Йоханнес стоял у окна, подняв пистолеты. Его глаза светились безумием. Вдруг одна рука описала круг, и грянул выстрел, но каким-то образом монах, вцепившийся в горло врагу, в последний момент повернулся, и пуля попала в его противника; тот навалился на него, и оба рухнули на пол. Второй пистолет раскачивался в разные стороны, как голова змеи. Взгляды Йоханнеса и Вацлава встретились, рука с пистолетом рванулась вперед, рот Йоханнеса раскрылся в диком крике…
Внезапно между Вацлавом и Йоханнесом оказался брат Бонифац. Он сжимал пистолет своего первого противника и целился.
– Да сжалится над тобой Господь! – крикнул он.
Оба выстрела прогремели одновременно. Вацлав почувствовал, как мимо него пролетело что-то, похожее на разозленного шершня. Йоханнес неподвижно стоял и пристально смотрел на свою руку, сжимавшую дымящиеся обломки пистолета. Он разжал кулак, но древесина рукояти раздробилась, и щепки вонзились ему в ладонь, когда пуля Бонифаца попала в оружие. Щепки так глубоко вошли в плоть, что не упали даже тогда, когда он потряс рукой. Брат Бонифац, тяжело дыша, попытался зарядить пистолет, понял, что у него нет ни пороха, ни пуль, и просто швырнул его в атамана разбойников. Пистолет, вращаясь, пролетел мимо него и упал за окном.
– Я – Каменный
В облаке дыма показался Мельхиор, стоящий с вытянутой рукой. Он сжимал один из пистолетов, и дуло было направлено на Йоханнеса. Мельхиор, не мигая, нажал на спуск.
Йоханнес, дико захохотав, упал спиной вперед. Пуля отколола кусок камня в центральной колонне окна, перед которой только что находилось тело Йоханнеса. Мельхиор выругался.
Вацлав бросился к окну. Неужели Йоханнес снова останется цел и невредим? Дьявол…
…дьявол на сей раз отказал в своей поддержке Каменному Йоханнесу.
Йоханнес лежал под окном на куче камней. Если бы, вывалившись наружу спиной вперед, он приземлился на ноги, то, возможно, сумел бы обмануть судьбу. Но он упал на спину, прямо на край каменной глыбы, и сломал поясницу. Тело его под немыслимым углом свешивалось с края кучи. Рубашка впереди окрасилась кровью, там, где сломанные ребра пронзили кожу. Рот беспомощно открывался и закрывался, глаза моргали. Вацлав внимательно посмотрел на него сверху вниз. Мельхиор появился рядом с Вацлавом и прицелился в упавшего из пистолета. Вацлав нажал на дуло, опустив его.
Глаза Йоханнеса беспокойно бегали. Его конечности судорожно вздрагивали. Пена шла у него изо рта, но на этот раз она была красной от крови и сбегала вниз по обеим щекам. Судорога прошла по всему разбитому телу.
– Боже, прости его, ибо не ведал он, что творил, – произнес Вацлав и перекрестился.
Голова Йоханнеса скатилась набок. Из трапезной за спиной Вацлава раздался чей-то крик:
– Я сдаюсь, черт побери, я сдаюсь! Пощады! Пощады!
Вацлав и Мельхиор переглянулись.
– Какой толк от твоей одиннадцатой заповеди, если мне приходится постоянно тебя выручать? – спросил Мельхиор. – Я уже начинаю верить, что вы действительно просто все придумали.
– Спасибо, – сказал Вацлав и обнял его.
Мельхиор похлопал его по плечу и отпустил. Пистолет все еще оставался у него в руке. Он положил его на подоконник, и тут Вацлав увидел, как у него задрожали руки, и ему пришлось приложить усилие, чтобы разжать пальцы и выпустить оружие. В его глазах появилось дикое выражение, когда он окинул взглядом трапезную и заметил безжизненные тела людей Йоханнеса. Бледный свет, идущий снаружи, отражался в темных лужах, в которых лежали трупы. Оставшиеся в живых зажимали руками раны или сидели, опустив головы, под подозрительными взглядами растрепанных монахов. Мельхиор снова посмотрел на свои руки, черные от дыма мушкетных выстрелов. Они дрожали все сильнее.
– Я же их просто… – пробормотал он. – Я же их просто взял на прицел и…
Вацлав схватил Мельхиора за подбородок и поднял его лицо. Глаза юноши закатились. Вацлав ничего не сказал. Нечего говорить, когда стоишь рядом с человеком, который медленно осознает, что он убийца. Мельхиор сделал это, чтобы спасти своих друзей. Но величие его поступка блекло перед фактом, что он отобрал, уничтожил чьи-то жизни. Именно такие люди, как он, которые начинали дрожать под грузом этой ответственности, только и могли перестать убивать. Остальные же продолжали. Остальные – такие, как те, кто собрался вокруг Каменного Йоханнеса. Мельхиор сглотнул. Вацлав улыбнулся. Грудь Мельхиора поднялась в судорожном вдохе: он пытался вернуть себе самообладание.