Наследница Шахерезады
Шрифт:
– Какое? – с подозрением спросил капитан.
Я пожала плечами:
– Вам лучше знать какое! Я не в курсе тонкостей стандартной процедуры приема депортированных на родимой сторонке.
– В данном случае я мог бы от себя добавить пару пунктов, – проворчал Лазарчук, показав в недоброй улыбке клыки.
– Пытки и казни? – догадалась я, ничуть не испугавшись. – Погоди с репрессиями до финала, а там ты переменишь свое отношение к героическим депортированным.
– Так мы куда, как положено, на прибытие? – уточнил пограничник.
– Да, –
25 января, 01.40
Краснодарский аэропорт намного меньше венского, но неплохо благоустроен, так что пассажирам тут достаточно комфортно. Чего нельзя сказать о депортированных!
За отсутствием такой удобной и просторной кутузки, как в Вене, в родных широтах пограничный товарищ провел ритуальную беседу со мной на стульчиках в общем зале.
Это был достаточно короткий и формальный разговор, по окончании которого мне отдали мой паспорт и отпустили на волю вольную, не применив никаких репрессий и санкций, чего я немного опасалась.
Несколько растерянная, я вышла в зал выдачи багажа.
Транспортер еще работал, на ленте крутились последние невостребованные чемоданы, но пассажиры, прилетевшие вместе со мной, почти все уже разошлись. Осталось всего несколько человек: два парня спортивного вида, пожилая дама в смешных коротких штанишках салатового цвета и неопределенного возраста и пола существо в темной накидке вроде глухой паранджи, забившееся в дальний угол – типичное поведение закрепощенной женщины Востока.
И еще был Юра.
В отличие от остальных, он явно ждал не багаж, а меня, и откровенно тревожился. Я бы, может, растрогалась, если бы Юра нравился мне чуть побольше, но избыточное внимание откровенно неказистого мужичка мне не льстило.
Я не стала притворяться, будто мне очень приятна наша слишком уж скорая встреча, но Юру это ничуть не смутило, и он бросился ко мне, раскрыв объятия.
Однажды я видела белку-летягу в прыжке. Мелкорослый Юра, прыгнувший на меня с раскинутыми руками, здорово походил на нее, но был заметно более крупным и менее мобильным. Я сумела уклониться, он промахнулся и не повис на моей шее, но чувствительно ударил меня в плечо, сбив с него сумку.
На пол упали моя торба, паспорт, который я держала в руке, и сам Юра – именно в этой последовательности.
Я устояла, но зашаталась, а вот Юру-летягу падение не контузило и не дезориентировало, так что он успел подняться на ноги и с обезьяньей ловкостью собрать с пола все мои манатки даже быстрее, чем я справилась с головокружением.
– Ой, извини, пожалуйста! – Юра ловко побросал в мою торбу вывалившееся на пол мелкое барахлишко и вручил мне сумку и паспорт. – Вижу, все в порядке, обошлось без неприятностей? Ну, отлично, тогда я тебя оставляю, пока, созвонимся!
«Когда это вы обменялись телефонами?» – ревниво поинтересовался мой внутренний голос.
– Никогда, – ответила я.
Юра слишком
– Подожди! – позвала я.
Но он даже не оглянулся и еще ускорил шаг.
– Стой! – крикнула я.
«Стой, стрелять буду!» – услужливо подсказал следующую реплику мой внутренний голос.
– А ну, стоять! – взревела я совсем уж некультурно и злобно, как пограничная собака.
Парни в спортивных костюмах одновременно, как по команде, повернули головы и свели пытливые взгляды в некой точке за моей спиной.
Я оглянулась и увидела Лазарчука, совершающего прицельный выстрел в удаляющегося Юру указательным пальцем.
Спортивные парни синхронно кивнули и двинулись к цели, ускоряясь слишком медленно.
И тут из дальнего угла плавно выступил некто в темном, вроде паранджи. Просторное полотнище вспучилось, плеснуло Юре в лицо и окутало его голову дымным облаком.
– Держи его! – крикнула я, топоча вслед за спортивными парнями.
За их широкими спинами мне было плохо видно просходящее, и момент стремительного превращения Юры в арестанта я упустила.
Миг – и спортивные парни непринужденно занесли его, держа под локотки, в предупредительно открывшуюся неприметную дверь.
– Плед мой верните! – потребовал знакомый голос. – Фу-у-у, запарилась я сидеть в засаде под покрывалом!
Я обернулась и посмотрела на «засадный полк» в распаренном и потном лице «закрепощенной женщины Востока».
– Жутко выгляжу, да? – обеспокоенно спросила Ирка, мелкими щипками убирая с мокрого лба прилипшие волосы. – Небось косметика вся размазалась, не рожа, а итальянская пицца!
– Ты ж моя красавица! – совершенно искренне сказала я. – Не знаю, что бы мы без тебя делали!
– А я до сих пор не знаю, что мы со мной делали! – напомнила подружка. – Что все это было, объясни?
– Там объясню, – пообещала я, увлекая подружку все к той же неприметной двери, у которой стоял, нетерпеливо притопывая ножкой, полковник Лазарчук.
25 января, 01.50
В кабинете было тепло и тихо, только жужжала лампа под потолком. На столах скучали папки с бумагами и спали компьютеры, за стеклом ничем не занавешенного окна в чернильно-синей ночи горели разноцветные огни. Совсем близко проехал пустой автобус, на дальнем плане черный квадрат беззвучно пересек приземлившийся самолет.
– Ну? – поторопил меня грубый и нечуткий Лазарчук.
В кабинете нас было девять человек: мы с Иркой, Лазарчук с пограничным капитаном и двое в штатском – один с непроницаемым лицом, а другой с помятым. Плюс еще Юра в симметричном обрамлении спортивных парней.
Стульев на всех не хватило, и Ирка с непринужденностью раскрепощенной европейской фемины присела на край стола, а я осталась стоять.
Так мне было удобнее.
– Добрый вечер, коллеги! – хорошо поставленным голосом приветствовала я аудиторию, и Лазарчук в первом ряду слушателей фыркнул, как морж.