Наследница
Шрифт:
– Тагира, - спустя несколько секунд сомнений, все-таки признался Давид.
– Ты его нашёл?
– Нашёл. Вам больше ничего не угрожает.
– Почему ты сразу не сказал?
– Я не хотел тебя отпускать...
– Но теперь ты сказал, значит, готов расстаться?
– набравшись смелости спросила, безжалостно расчленяя бумажную салфетку пальцами. Так страшно услышать ответ, но не задать вопрос и мучиться в неведении ещё хуже.
– Теперь я надеюсь, что ты сама не захочешь уйти, - Давид тепло взглянул на меня и легонько улыбнулся.
– Чтобы меня
– Анна Павловна, неужели за эти дни мы так и не конкретизировали их? Есть ещё какие-то сомнения?
– уже серьёзнее спросил Давид.
– Женщины любят ушами. Даже если мы о чем-то догадываемся, то непременно хотим это услышать, чтобы точно знать. Понимаешь?
– Понимаю, принцесса. Кушай и поедем домой, я по тебе безумно соскучился.
Внизу живота томительно скрутило, пришлось глотнуть прохладного коктейля, чтобы остудить вдруг полыхнувший огонь.
– Если опасность миновала, то я могу сообщить семье о возможности вернуться в город?
– Я оплачу перелёт, - кивнул Давид.
– Спасибо, - прошептала одними губами, не веря, что в жизни, кажется, все начинает налаживаться.
После ужина мы вернулись домой и эта неторопливая ночь, наполненная трепетной лаской и безграничной нежностью, постепенно сводила с ума. Я плавилась в мужских руках, задыхалась от нахлынувших чувств и держала себя. Держала из последних сил, чтобы не сказать ему о своей любви. Мне было по-прежнему страшно. Если я признаюсь, то между нами не останется секретов, а у меня брони, в которую можно будет спрятаться в случае опасности. Останусь обнажена и беззащитна. Отдана на его суд и на его милость.
И как бы сердце ни рвалось к нему, как бы ни пела душа, я сумела удержать эти порывы. Прикусить язык и молчать. За меня говорили слёзы, молчаливо катившиеся из глаз. Давид бережно собирал их губами и шептал, шептал, шептал... Порывисто, страстно, самозабвенно. Но ни одно словно не стелилось бальзамом на душу, ведь в его речах не звучало простое и емкое «люблю».
Утро получилось скомканным. Совместный завтрак прерывался разрывающимся телефоном Давида и его раздражением на сей факт. Он цедил кружку кофе сорок минут и так не допил ее до конца. В итоге поцеловал меня в губы и пообещал вечером устроить небольшой сюрприз. Предложил остаться дома и ещё немного понежиться без него в кровати. Конечно же я не собиралась этим заниматься. У меня тоже важные дела, как минимум, встретиться с Демидом Алексеевичем и вытрясти из него всю правду. А в остальное время заняться подготовкой мероприятия для Эммануэль. Открытие в конце недели меня ужасно волновало. Все должно быть идеальным, а для этого надо качественно поработать.
Рокоссовский забрался в самый высотный бизнес-центр города. Его фирма расположились на последних этажах и позволяла из окон разглядеть потрясающую панораму. Чем я собственно и занималась, пока ожидала приема. Педантичность владельца офиса сквозила в деталях. От безупречно уложенной причёски секретаря, до идеально ровно сложённых бумаг и принадлежностей на столе. Даже декоративные подушки
Двери в кабинет Рокоссовского открылись, и из них вышла целая делегация деловых джентельменов. В дорогих костюмах, с золотыми часами и уложенными причёсками. Кандидаты на обложку журнала GQ. Самый вертлявый-крутлявый подмигнул мне и раскрепощённо улыбнулся. Процессию заключил Демид, схлопывающий полы пиджака и застёгивающий его на одну пуговицу. Мужчина бросил взгляд на часы, стоимостью с новенький автомобиль, и обратился к своему секретарю:
– Светлана Викторовна, будьте любезны, кофе мне, а очаровательной леди... чего бы вы выпили, Аннушка?
– перевёл он своё внимание на меня. Я даже успела растеряться.
– Кофе. Капучино. С сахаром. Пожалуйста...
– Чёрный кофе и капучино с сахаром, Светлана Викторовна. Анна? Пройдемте.
Адвокат пропустил меня вперёд, зашёл следом и плотно прикрыл дверь. Кабинет в сдержанном минимализме. К стеклянному рабочему столу перпендикулярно приставлен длинный стол для совещаний. На нем в хаосе разбросаны презентационные папки, поэтому Демид быстро собирает их и отправляет в урну. Разговор с беспорядком у него короткий.
– Присаживайтесь, Аня. С чем пожаловали? Что-то непонятно по вашему делу?
– С делом все как раз кристально чисто. Даже слишком, поэтому я и пришла узнать...
– Речь ведь пойдёт о Давиде, не так ли?
– мужчина уселся в кожаное кресло с высокой спинкой и уложил свой паркер параллельно ежедневнику. Поднял на меня пронзительный взгляд и осторожно поинтересовался: - Как ваши... отношения? Наладились?
Своды щёк моментально порозовели от нахлынувшего смущения. Мужчина понимающе кивнул и улыбнулся.
– Скажите, Демид Алексеевич, вы ведь с Давидом давно знакомы?
– Достаточно.
– Вам не кажется странным, что он не вмешивается в ход судебного разбирательства и не пытается оставить себе то, что обманом забрал?
В кабинет осторожно скользнула Светлана Викторовна с дребезжащим подносом и поставила перед нами маленькие фарфоровые кружки. Все действия она совершала в гробовой тишине, трясущимися руками. Я бы от такого строгого взгляда тоже тушевалась... Справившись с испытанием, женщина стремительно покинула кабинет.
– Кажется, - согласно кивнул и отпил кофе.
– Что вы можете сказать мне по этому поводу?
– А вы сами у Давида не спрашивали?
– Спрашивала. Он отшутился и быстро сменил тему. Вот я и подумала, может быть вам известно больше?
– с надеждой взглянула в прищуренные мужские глаза.
Демид как-то странно вздохнул и подпер подбородок пальцами, откинувшись на спинку кресла. Долго и внимательно глядел на меня, напряжённо о чем-то размышлял, что-то взвешивал, а потом едва заметно кивнул собственному решению.
– Вы ведь знали, что у Павла Аркадьевича были долги? Большие?