Наследница
Шрифт:
— Только один, — поняв, спокойно ответила Элен. — Не знаю, почему я вам это говорю, но почему-то мне кажется, что могу вам в этом признаться.
— Который? — вырвалось у послушника.
— А вы можете представить, как я вешаю кого-то? Я что, похожа на Геркулеса?
— Нет, но вы ведь могли нанять кого-то.
— Могла бы. Но это было бы неправильно. Так что, если кого-то и наняли, то не я. Хотя я и благодарна тому, кто это сделал.
— Значит, Лосев. Впрочем, я так и предполагал. И ещё я предполагал, что там не обошлось без яда. Так?
— Не знаю, зачем вам это знать, вы не имеете права задавать такие вопросы, да ещё и ожидать на них ответа, но всё же снова отвечу: да. Кстати, а как вы узнали про яд?
— А я и не знал. Но как
— Действительно, просто, — усмехнулась Элен. — Но всё же, зачем вам понадобилось знать это наверняка? Любопытство? Или удовлетворение от собственной правоты?
— Не то и не другое. Я хотел бы предостеречь вас. Григорьев — не Лосев, вряд ли с ним получится то же, что с этим самонадеянным красавцем. Григорьев груб и жесток, но при этом подозрителен и осторожен, а чужих людей не допускает к себе вовсе, и не важно, женщина это или мужчина. К тому же, отравить его трудно и по другой причине: он ест и пьёт только то, что готовит ему его повар-арап, который предан ему, как пёс.
— Что ж, благодарю за столь подробный рассказ о господине Григорьеве. Я учту всё, что вы сказали, — и Элен пошла к выходу.
— Госпожа Кречетова, — это обращение заставило её, вздрогнув, остановиться. — Зачем вы приходили сюда? Только узнать о Григорьеве?
Элен медленно повернулась. Глядя в пол, подошла ближе. Потом взглянула Забродову в глаза:
— А вы всё ещё ждёте от меня наказания?.. Хорошо. Пусть будет по-вашему. Расскажите мне всё. Всё! Каким образом вы оказались рядом с моим кузеном в ту ночь? Что было после? Как вы пришли к мысли принять постриг? Вы говорили, что для вас трудно и больно вспоминать об этом. Уверяю вас, слушать мне будет тоже нелегко, но, тем не менее, я выслушаю это повествование. Садитесь, сяду и я. Пусть это и будет вашим наказанием, переживите всё ещё раз… Начинайте же, я слушаю.
Забродов некоторое время сидел, прикрыв глаза, словно восстанавливая в памяти картины из прошлого, которые долгое время пытался забыть. Элен не торопила его, она сидела и наблюдала за выражением его лица. Наконец, он заговорил.
— Это началось ещё при жизни моего отца. Имение наше было крохотным, каждый человек — на счету. Отец берёг их по мере возможности. Жили мы только за счёт продажи некоторых излишков выращенного урожая. Доход был невелик, но нам с отцом и матерью хватало. Как-то раз выдался на удивление неурожайный год. Посевы побило морозом, а то, что выросло после повторного сева, погибло от засухи. Зиму жили впроголодь, пустив в расход всё, так что весной сажать было нечего. В конце зимы отец обратился за помощью к сыну своего хорошего приятеля, которого раньше не раз выручал деньгами, хотя и знал, что вряд ли получит их назад, ведь приятель всё проигрывал в карты. Потом он умер, но у него остался сын. К тому времени, о котором я рассказываю, это был уже самостоятельный юноша. Он не унаследовал отцовской страсти к картам, так что дела его немного поправились. Его имя вам известно — Алексей Кречетов. Выслушав просьбу моего отца, он согласился помочь ему деньгами, но спросил за это такой процент, что отец ахнул — это была почти верная кабала. После его робких слов о возможности снизить процент, Кречетов ответил, что неурожай коснулся всех, поэтому он должен соблюдать и собственную выгоду. Отец согласился, скрепя сердце. А что было делать? Больше никто не дал бы ему требуемой суммы. Отец надеялся на то, что, продав осенью большую, чем всегда часть урожая, сможет отдать долг.
Но этот год был почти точной копией предыдущего. Дохода не было. Мы не знали, как переживём зиму, так что о возвращении долга не могло быть и речи — его просто нечем было возвращать. Отец снова поехал к Кречетову. Тот, подумав, сказал, что согласен подождать ещё год и даже вновь даст деньги на покупку семян, но… — Забродов немного помолчал, как бы успокаиваясь, — он поставил условие.
Не скажу, что я был примерным сыном. В то время, как отец пытался хоть как-нибудь выкрутиться из создавшегося положения, я думал совсем о другом. Когда я объявил, что намерен жениться, отец был буквально сражён этим известием. Тем более что моя невеста ничего не могла принести в наш дом. Она была так называемой бесприданницей. Отец просил меня обождать, повременить со свадьбой. Но я заупрямился, мне казалось, что он не понимает меня, не хочет понять, что я люблю эту девушку и мне всё равно, есть у неё деньги или нет. Желая настоять на своём, показать, что могу сам принимать решения, я обвенчался со своей невестой тайно, и родителям пришлось смириться с тем, что в нашем доме появился ещё один человек.
А следующий год тоже не принёс большого урожая, хотя и не был столь неудачным, как прошлые два. Съездив к Кречетову, отец сказал, что ни подождать, ни взять пока только часть суммы в счёт долга тот не соглашается, и придётся продавать всё, что имеем. Мать, которая и так часто болела, узнав обо всём, слегла совсем. Она так больше и не поднялась с постели. Отец бросился по знакомым в последней надежде собрать недостающую часть долга, но разве можно было рассчитывать получить в долг у людей, которые и сами еле сводили концы с концами? Ведь в одном господин Кречетов был прав: неурожай коснулся всех. Поняв, что ничего исправить нельзя, отец окончательно отчаялся. Взяв те крохи, которые удалось собрать, он пошёл в трактир и напился. Возвращаясь домой, он присел отдохнуть. А весенние ночи коварны — ударил нежданный мороз, и он замёрз насмерть, не дойдя до дома совсем немного.
Забродов встал, прошёлся по комнате, потом продолжил:
— После похорон я сам поехал к Кречетову. Я просил его об отсрочке, объяснял, что смерть отца, похороны не дают нам возможности даже надеяться на быстрое погашение долга. Знаете, что он ответил? Он спросил, зачем же я женился на такой же нищенке, как я сам. И смеялся… Он смеялся! — теперь Забродов стоял спиной к окну и смотрел на противоположную стену, как будто видя там всё, что когда-то происходило с ним. — Когда я повернулся, чтобы уйти, он остановил меня. Сказал, что понимает, как горько расставаться с родным домом. Он ещё говорил что-то в этом духе, я не запомнил. Потом сказал, что может простить мне все долги и оставить всё имущество, но при одном условии. Услышав, чего он требует, я пришёл в ужас и отказался. Кречетов усмехнулся и посоветовал хорошенько всё обдумать, поговорить с женой. А потом тихо так, вроде даже мягко, сказал: «У тебя молодая жена и больная мать. Ты — единственный мужчина в семье. Подумай, каково тебе будет потерять и ту и другую, как ты будешь себя чувствовать после этого. Ведь ни та ни другая не переживёт потери всего, что вы имеете. У вас не будет не только родного дома, но даже денег для того, чтобы снять самое убогое жильё. А если они и переживут, это всегда можно исправить…Выбирай: жизни твоих близких или благополучие абсолютно неизвестных тебе людей».
Я выбежал из его дома. Я очень испугался. Я видел, что этот человек не блефует, он действительно мог свои угрозы привести в исполнение. Сначала я хотел бежать. Продать всё и уехать с женой и матерью куда-нибудь далеко, слава Богу, Россия большая. Но потом подумал, что пока буду продавать и собираться, Кречетов обязательно всё узнает и успеет ударить. Неделю я мучился, не зная, на что решиться. Потом появился слуга Кречетова и, не слушая возражений, увёз меня с собой. Кречетов встретил меня требованием ответа. Он говорил, что его люди уже в моём доме… Я согласился… Я ненавидел себя уже тогда, но согласился, успокаивая себя тем, что об убийстве речь не шла. Алексей сказал, что сможет заставить графа подписать бумаги, передающие права собственности на всё имущество ему, Алексею… Я не оправдываюсь, как может показаться, а лишь поясняю.