Наследница
Шрифт:
— Здравствуй, Лачо.
— Доброго дня тебе, красавица. Ты откуда моё имя знаешь?
— Да я не только имя твоё знаю. Наслышана о тебе. Вот приехала специально, чтобы попросить тебя: давай сыграем в ножички. Или ты разучился?
— Баська! Это ты!
— Я.
— Ты вернулась? Ты снова будешь жить с нами?
— Нет, Лачо, я приехала повидать родителей и своих братьев. Ведь Гожо тоже здесь?
— Здесь! Даже не поехал нынче никуда, хоть и собирался. Как чувствовал! Я сейчас его позову.
— Только не говори ему ничего, — не
Но Гожо не нужно было ничего говорить. Как только незнакомка повернулась и взглянула ему в глаза, он сразу узнал её. Слишком часто он смотрел в эти глаза за время их долгой трудной дороги в Польшу, чтобы забыть.
— Баська, — он просто произнёс её имя, как будто вспоминая, как оно звучит. — Ты снова с нами.
Она тоже помнила каждый миг их вынужденного путешествия. Она подошла и сама обняла его.
— Спасибо тебе, Гожо. Спасибо за то, что я жива. Я так и не поблагодарила тебя тогда.
Он немного смутился, но Элен уже отступила на шаг.
— Дочка, а всё же почему ты здесь? — спросил Мирко. — Гожо нам рассказал, что тебя очень хорошо встретил тот человек, к которому ты шла. Что же случилось?
— Ничего, отец. Я просто приехала на некоторое время в Россию. Теперь уже скоро мне нужно возвращаться, дело, которое привело меня на родину, почти закончено, осталось совсем немного. И я опять уеду в Польшу.
— А разве тебе не опасно быть в России? — спросила Чергэн. — Прошло много времени, ты повзрослела, но вряд ли те люди забыли о тебе.
— Их больше нет, — просто ответила Элен. — Теперь я могу не опасаться.
— Нет?
— Нет. Они умерли.
— Все?
— Да.
Чергэн с Мирко переглянулись, но ничего не сказали. А Лачо, нахмурившись, спросил:
— И ты, сестрёнка, вот так смело разгуливаешь одна по дорогам?
— И как ты сюда попала? — поддержал брата Гожо. — Не пешком же?
— Нет, — засмеялась Элен, — не пешком. И не одна. Я нашла брата, — она обвела всех сияющими глазами и уточнила, найдя правильное определение: — Своего первого брата. Мне бы очень хотелось познакомить вас с ним. Можно, отец? — обратилась она к Мирко.
— Конечно, — он улыбался. — Далеко ли ты его оставила дожидаться одного?
— Нет, он в коляске. Её не видно отсюда из-за деревьев. Но он не один. С ним мой будущий муж…
А потом она тихо добавила:
— Мне бы так хотелось, чтобы вы благословили нас…
Молчание, вызванное этой очередной неожиданностью и просьбой Элен, прервала Чергэн:
— Гожо, позови-ка своего старшенького, пусть сбегает за коляской. Пора познакомиться с братом и женихом нашей дочери. Там посмотрим, достоин ли жених невесты! Вдруг нам не понравится? — а сама всё так же улыбалась.
Сына Гожо звать не пришлось: он уже давно вместе с приятелями выглядывал из-за дедовского шатра. Услышав поручение, они тут же унеслись наперегонки к дороге, сверкая голыми пятками.
— Ну, расскажи хоть немного — кто ты теперь? — обратилась Чергэн к своей приёмной
— Да, я счастлива, — не задумываясь, ответила Элен. — У меня есть всё: дом; любящий дядя; я нашла брата, которого считала погибшим; и меня любит человек, которого люблю я. Но я очень скучала по всем вам. Мне так хотелось ещё хоть раз увидеть наши шатры, провести в них ночь… И вот я здесь. И я счастлива.
— Значит, правду сказала тогда Бабка, — сказал Лачо. — Помнишь, когда провожала нас к реке. Она говорила, что ты вернёшься. И вернёшься знатной да богатой. Вот всё и сбылось!
— Да, всё сбылось, — улыбнулась Элен. — А где Бабка? Я бы хотела повидать её.
— Не получится, дочка, — ответил Мирко. — Схоронили мы Бабку.
— Совсем немного она не дождалась тебя, — добавила Чергэн, — две недели с того дня прошло. Но незадолго до смерти она вспоминала тебя, Баська. Позвала меня к себе и сказала, что ты во сне ей приснилась. И как-то нехорошо приснилась. Сказала она мне, что опасность тебе грозит какая-то, погибнуть можешь. Но если переживёшь это лето, то уж потом ничего с тобой не случится. Я её тогда поблагодарила да сказала, что, мол, стану почаще на тебя карты раскидывать. А она запретила. Говорит: «Несчастье нагадаешь — как притянешь его, а счастье, если придёт, так и гадать не надо, никуда не денется»… Вот ты мне скажи, Баська, верным был сон Бабки?
— Да… Верным…
— И ты могла погибнуть?
— И я могла погибнуть… — повторила за ней Элен. Ей стало так грустно. Казалось, Бабка была неотъемлемой частью табора, она просто не могла умереть. Без неё всё должно стать другим… Но нет. Вокруг всё та же жизнь. Ничего не изменилось…. Но грустить было некогда: к ним уже подходили Ален и Юзеф в окружении ребятишек, к которым успели присоединиться многие взрослые.
Кто из подошедших мужчин брат, а кто жених, Чергэн определила безошибочно. И дело было вовсе не в шрамах, в которых можно было предположить последствия пожара. От неё не укрылось его удивительное сходство с сестрой, о котором она знала. Ален поклонился, но, не зная, что говорить, взглянул на сестру. Рядом так же молча, с каким-то лёгким опасением оглядываясь вокруг, стоял Юзеф.
— Что, красивые, языки проглотили? Что молчите? — Чергэн скрыла улыбку, стараясь говорить строго. — Не хотите говорить — не надо. Только молчальников мы тут не терпим. Вот оставим у себя нашу Баську, а вы ступайте себе, откуда пришли.
— Кого они оставят? — тихо спросил Юзеф у Алена. Тот с таким же недоумением взглянул на него. Потом оба дружно перевели взгляд на Элен. У них были такие растерянные и одновременно напряжённые лица, что она не выдержала — рассмеялась. Впервые с того памятного утра в лесу с братом она по-настоящему смеялась — весело и беззаботно. Слушать этот смех спокойно было невозможно. Тут же засмеялся Лачо, ему тихо вторил Гожо, уже улыбался вовсю Мирко, хихикали и гримасничали дети. Только Чергэн сохраняла спокойствие. Потом прикрикнула: