Наследница
Шрифт:
Но, несмотря на все эти разные впечатления, Элен ждала «своего» Рождества — православного. Оно проходило куда более скромно. Небольшое помещение молельного дома не могло сравниться с величием костёла с его органом. Но как здесь было уютно! И всё знакомо. Служба шла на польском, но Элен это уже не мешало, она прекрасно освоила язык. А в остальном всё было, как на родине: знакомые лики Святых, знакомые молитвы. Не нужно следить за тем, чтобы кто-нибудь не заметил, как ты крестишься — слева направо или справа налево.
В общем, праздник был красивым, было много радости, были и забавы и подарки, но Элен скучала. Именно во время рождественской праздничной службы в молельном доме она ощутила такое сильное желание снова оказаться там, на родине, в знакомой церкви… А потом сбежать с деревенскими ребятами и Аленом кататься с горы… Она чуть не заплакала.
После православного Рождества все заметили, что Элен ходит какая-то особо тихая. Но по распоряжению хозяина дома с вопросами к ней не приставали, делая вид, что
Но когда через год вновь приближались Рождественские праздники, Элен опять ощутила беспокойство. Ей очень не хотелось снова ощутить те эмоции, которые захватили её в прошлом году. Она не хотела вспоминать. Нужно было срочно чем-то себя занять. У взрослых были свои заботы, которых, как всегда прибавилось в это предпраздничное время, у дяди к тому же появились какие-то срочные дела и он уехал на несколько дней, а Гжесь помогал отцу. Элен оказалась предоставлена сама себе. Она слонялась по дому, придумывая очередное дело. Но вот заниматься с пани Марией ей категорически не хотелось. Другие учителя прервали занятия на время праздников, но пани считала, что те навыки, которые она старалась привить своей подопечной, требуют постоянных методических усилий и к тому же дисциплинируют непоседу. Поэтому она не оставляла Элен в покое. Естественно, девочка изо всех сил старалась не попадаться лишний раз на глаза своей строгой воспитательнице.
Как-то раз, спускаясь по лестнице и заметив пани Марию, Элен поспешила обратно, но тут же сообразила, что на втором этаже деваться ей, кроме своей комнаты, некуда, а там пани найдёт её в два счёта. Как кошка, которая, убегая от преследователя, бежит наверх, Элен тихонько проскочила по лестнице, ведущей на чердак, и притаилась, присев возле запертой двери. Она слышала, как пани Мария поднялась и прошла к её комнате. Можно было рискнуть и проскользнуть вниз, но Элен решила на всякий случай остаться пока на месте. Пани возвратилась почти тут же, ворча себе под нос, что «негодная девчонка опять куда-то делась». Когда ворчание и шаги затихли где-то на первом этаже, Элен перевела дух. Пронесло. Теперь можно и спуститься. Вставая, она вдруг почувствовала, как её ухватили сзади за волосы. Она испуганно замерла. Ничего не происходило. Тогда, заведя руку за голову, она ощупала то, что держало волосы. Это было что-то железное. Высвободив прядь, Элен обернулась: волосы зацепились за скобу для замка. Скоба выглядела на удивление ненадёжно. Элен потрогала её — она свободно болталась. Тогда девочка потянула скобу на себя, и та подалась, старые гвозди вывалились из дерева, и скоба повисла на оставшемся запертом замке. Теперь ничего не мешало открыть дверь. В воздухе запахло очередным приключением. Здесь она ещё не бывала! Что же там такое? Элен приоткрыла дверь, которая тихонько скрипнула, и шагнула в темноту. Сердце билось часто и гулко. Постояв, пока глаза хоть немного привыкли к тёмному помещению, она, пользуясь слабым светом, падавшим сквозь полуоткрытую дверь, осмотрелась. Рядом ничего интересного не было. И неинтересного, впрочем, тоже, если не считать старой корзины. Элен сделала несколько шагов. Теперь темнота стала более плотной, различить хоть что-нибудь вокруг было трудно. Пытаясь пройти дальше, Элен обо что-то споткнулась и упала, больно ударившись коленом. Замерев на месте, ожидая, что на шум вот-вот кто-то придёт, она немного посидела, растирая место ушиба, потом встала, отряхнулась и, прихрамывая, пошла обратно к двери. Закрыв её и вставив гвозди на место, так что запор казался нетронутым, Элен решила вернуться сюда со свечой, чтобы хорошенько всё рассмотреть. К тому же, хорошо бы надеть что-нибудь тёплое, потому что на чердаке ощущался зимний холод.
В следующий раз Элен со свечой в руке и в меховой душегрее рассмотрела, обо что споткнулась. Это была выступающая над полом деревянная балка. Таких здесь было много. Перешагнув через неё, она углубилась в неизведанные глубины чердака. Осматриваясь по сторонам в тусклом свете свечи, она вдруг вздрогнула и, еле сдержав крик, отпрянула в сторону, уронив свечу. На чердаке кто-то был! Он сидел под самым скатом крыши. Свечка чудом не погасла и Элен, подобрав её с пола дрожащей рукой, тихо спросила:
— Вы что здесь делаете?
Ответом была тишина. Слышно было только, как ветер тихонько плачет в щелях, прося впустить его внутрь. Всё так же дрожа, стиснув зубы, чтобы они не стучали от страха, Элен медленно приблизилась к сидящей на полу фигуре… Вот она уже близко… Вот — совсем рядом… Элен тихонько фыркнула, зажав рот рукой: ну, и дурочка же она! Испугалась пустых старых доспехов! Интересно, а что они здесь делают? Наверное, это дорогая вещь. Она принялась подробно осматривать находку. Оказалось, что у доспехов не хватает почти половины частей. Понятно, почему они здесь…
Пробыв на чердаке ещё немного, Элен решила, что пора спускаться, чтобы кто-нибудь ненароком не обнаружил, где она пропадает. Тогда скобу починят и всё — прощай, чердак! А ей хотелось осмотреть здесь всё подробно, поэтому рисковать не стоило.
За неделю Элен изучила чердак и вещи, находящиеся там, вдоль и поперёк. Теперь ей известны были все тайны этого волшебного помещения. Сначала
Вскоре после Рождества Элен исполнила своё намерение и повела Гжеся на чердак. Гжесь жил в этом доме столько, сколько себя помнил, но на чердак ещё ни разу не забирался. Ему это просто в голову не приходило. А здесь было здорово! Огромное пространство, только условно разделённое на сектора балками и какими-то распорками, было прекрасно своей неизведанностью. Здесь всюду чудились тайны. Полумрак, стоявший тут даже днём, не давал разглядеть подробности и, казалось, скрывал неведомые опасности. Элен со свечой в руке держалась уверенно, по-хозяйски. Она сразу пошла вперёд, напомнив приятелю, чтобы ступал как можно тише. Мальчик то и дело останавливался, чтобы разглядеть очередную вещь, заинтересовавшую его. А тут было, на что посмотреть! Неработающие напольные часы возвышались, как башня, над кофейным столиком с отломанной ножкой; целой грудой были свалены разного размера ящики, о назначении которых можно было гадать долго; переброшенная через балку висела какая-то одежда, напоминающая старинный тёплый плащ. Вот в углу, за очередной балкой, что-то блеснуло. Гжесь шагнул туда и увидел валяющиеся рыцарские доспехи, потемневшие, но от этого ставшие ещё интереснее. Он хотел поднять их, посмотреть, все ли детали на месте, но Элен зашипела на него:
— Потом! Это всё посмотришь потом! Пойдём, я покажу тебе самое главное!
Гжесь, всё ещё с тоской оглядываясь в сторону покинутых доспехов, двинулся за ней. Они прошли мимо свёрнутых в трубочки и уложенных в ящики пергаментов, мимо небольшого шкафчика без дверец, на полках которого виднелась посуда, мимо остова большой люстры и, наконец, приблизились к конечному пункту своего путешествия. Элен поставила свечу на выступающую часть не то балки, не то ещё какой-то конструкции и открыла стоявший на полу сундучок. Когда Гжесь заглянул в него, то сначала ничего не понял. А потом, разглядев расколотый приклад с изящной резьбой на поверхности, понял, что здесь хранятся детали оружия — пищалей, пистолетов, мушкетов и т. д. После этого он смог выговорить только: «О-о-ох…» и опустился на колени перед сундучком, чтобы получше ознакомиться с его содержимым. Он давно уже мечтал о собственном пистолете, но пока что отец разрешал ему только пострелять из своего, да и то иногда. Хотя охотничье ружьё у него было. Гжесь начал перебирать, вынимать, разглядывать все эти блестящие и матовые, большие и совсем крохотные, металлические и деревянные кусочки настоящего боевого оружия. Элен была совершенно счастлива, видя, что её товарищ полностью очарован находкой. Это было так же приятно, как самой найти что-то новое и интересное.
— Как ты думаешь, из всего этого можно собрать хоть один настоящий пистолет или ружьё? — спросила она.
— Н-не знаю… — разглядывая какую-то фигурную медную штучку, ответил Гжесь. — Здесь всё разное. В смысле — от разного оружия. Но можно попробовать.
— И из него можно будет стрелять?
— Ну, да, наверное… Если сумею собрать.
С этого дня чердак ненадолго стал для них постоянным местом встречи. Он открывал им всё новые свои тайны, но ничего интереснее, чем «оружейный сундучок» они для себя не нашли. Сложнее всего было пробраться туда так, чтобы никто не знал. Гжесь отобрал некоторые детали и перенёс их к себе в комнату, так что на чердак Элен теперь лазила одна и редко, а вскоре и вовсе перестала. Сейчас её больше интересовали успехи Гжеся, который у себя в комнате из натасканных с чердака деталей пытался соорудить что-нибудь более или менее похожее на пистолет. Он был весь поглощён этим занятием, так что на некоторое время Элен осталась в одиночестве. От скуки она придумывала себе всё новые занятия. Вдруг ей показалось, что очень интересно посмотреть, как готовят здесь еду, чем отличается этот процесс от того, что она видела в таборе, и в чём принимала непосредственное участие. Долго думать над решением она не любила, поэтому быстренько бросилась осваивать кухню. Но кухня — не чердак. Прежде всего, здесь постоянно присутствовали люди, и уже невозможно было надеяться пройти незаметно, да и сама цель подразумевала общение с мастерами готовки. Нужно было придумать какую-то весомую причину, которая смогла бы убедить всех, что ей просто необходимо уметь готовить. Пани Мария пришла в ужас! Молодая панна — на кухне! Это немыслимо! Так же нельзя! Ей там не место. Она так и сказала пану Яношу, вложив в свой монолог столько ахов и слёз, что можно было подумать, Элен, самое меньшее, связалась с сомнительными людьми и проводит в их обществе дни напролёт, занимаясь какими-то нехорошими делами. Пан Янош, в последнее время не слышавший ни о каких новых возмутительных поступках воспитанницы, в глубине души опасался, что такое затишье добром не кончится. И когда к нему в кабинет вошла пани Мария с трагическим выражением лица, он внутренне сжался: вот оно, сейчас выяснится в очередной раз что-нибудь скандальное. Поэтому, услышав, что на сей раз Элен всего-навсего решила познать тайны кухни, облегчённо вздохнул. Это всё же было хотя бы женским делом — интересоваться приготовлением блюд. Вслух он сказал: