Наследница
Шрифт:
Наконец, потянуло болотной сыростью, под ногами теперь были заросли вереска, покрытые молодыми листиками. Потом, по неглубоким окошкам воды, стали попадаться свежие пики рогоза. Вот и болото. Элен думала, что увидит нечто похожее на те болота, которые попадались ей, когда она бродила по лесам в поисках ягод и грибов вместе с цыганскими детьми: кочки, густо поросшие мхом, чахлые деревца, ярко-зелёная трава между кочками. Если ступить на такую траву, на ней выступает вода, а нога чувствует под собой зыбкую упругость. Это болото было не таким. Оно напоминало, скорей, сильно заросшее мелкое озеро. Участки чистой воды перемежались с зарослями прошлогоднего камыша, между которым уже
— Вот, Элен, любуйся — это и есть Большое болото. Есть ещё и малое. Большое болото — штука коварная. Ты видишь перед собой воду, но под ней, совсем близко от поверхности, трясина. Вырваться из неё почти невозможно. Ходить здесь могут только птицы да собаки, и то — некрупные. Их вес болото держит. Здесь по осени будет хорошая охота на птиц.
В это время Гжесь, то ли желая заслужить одобрение бывалых охотников, то ли пытаясь покрасоваться перед строптивой подружкой и доказать, что не зря волок с собой ружьё, решил подстрелить хоть какую-нибудь птицу. Пользуясь тем, что мужчины стояли, глядя на водный простор, он за их спинами снял с плеча ружьё и приготовился к выстрелу. Вот, на свою беду, показалась крачка. Выстрел! Птица метнулась в ближайшие камыши и там затаилась. Зато взлетели все остальные. Янош и Войтек, вздрогнув от неожиданности, обернулись. Элен не испугалась, она видела всё, что делал Гжесь, но промолчала. Она выдерживала характер.
— Ну, и зачем ты это сделал? — сердито поинтересовался у сына Войтек. — Подумай сам: даже если бы это была стоящая добыча, а не какая-то крачка, как бы ты её достал? Собак мы не взяли, а человека, как ты только что слышал, трясина не выдержит. Значит, птица пропала бы. Это, если бы ты ещё в неё попал. А так — один бессмысленный грохот.
Элен позволила себе тихонько похихикать. Уж больно заносчиво вёл себя в последнее время Гжесь. Зато сейчас он стоял красный, как варёный рак.
— А это что ещё за смех, барышня? — обратился к ней Янош. — Неудачи бывают у всех, смеяться над ними — дурно! Тем более что и неудача эта объяснима: Гжесь только учиться. Разве у вас, панна Элена, всё получалось с первого раза?
— Нет, конечно, дядя Янош, с первого раза получается не всегда. Но Гжесь не впервые ружьё в руках держит, он сам мне рассказывал, что пан Войтек его учил.
— И что? По-твоему, за несколько уроков можно стать великим стрелком?
— Ну, не великим. Но иногда попадать в цель можно…
— Хватит, Элен! Что-то вы разговорились. К тому же, вы берётесь судить о вещах, в которых ничего не понимаете, — Янош рассердился. Брови сошлись к переносице.
Рискуя навлечь на себя ещё больший гнев, Элен всё же ответила:
— Мне бы хватило нескольких уроков! А дальше бы сама научилась! А через месяц точно смогла бы птицу влёт сбить! Только мне никто даже попробовать не даёт! — Это был большой риск, но не воспользоваться так удачно повернувшимся разговором было невозможно.
— Во-от, значит, как?! — пан Янош вышел из себя. — Тебе кажется, что всё так просто?.. Ладно. Посмотрим. Я сам дам тебе эти «несколько уроков». Посмотрим, что будет потом, что ты сможешь предъявить мне через месяц! А сейчас идём назад. Прогулка окончена! — и Янош, не оглядываясь, зашагал прочь.
Элен шла за ним след в след, не отставая, доказывая и ему и себе, что ходить по лесу умеет и не устаёт так быстро, как обычные барышни. А сейчас она могла пройти и в два раза большее расстояние, не заметив этого: в ней всё пело! Совершенно неожиданно и почти без её участия (по крайней мере, без её инициативы) всё устроилось, как нельзя лучше. Дядя будет её учить — ну,
Вечером, когда мужчины опять остались вдвоём в полутёмной комнате, освещённой только языками пламени в очаге, Войтек нарушил молчание:
— Ты действительно решил учить панну?
— Ты же слышал.
— А не пожалеешь?
— Да нет, почему? Многие женщины неплохо стреляют, чем же Элен отличается от них?
— Мне показалось, ты был не очень рад её желанию научиться стрелять там, на болоте.
— Да. Вот если бы она просто попросила… А то — на тебе, какие претензии!
— А если бы она попросила, ты вот так легко бы сразу согласился?
— Ну, может, не сразу, — пожал плечами Янош. — Но, в конце концов, конечно, согласился бы.
— А ей хотелось прямо сейчас. Вот она и получила желаемое.
— Получила. Только ума не приложу, как это вышло.
— Просто панна Элена в очередной раз обвела нас всех вокруг пальца.
— Думаешь? — нахмурился Янош. — Да нет! Она же ни о чём не просила. Я сам пообещал ей уроки. Уж слишком разозлила она меня своими словами!
— Вот именно на это и был расчет. Ты завёлся, а в запале чего только не скажешь. Конечно, могло получиться и иначе. Панна Элена могла быть в очередной раз наказана разозлившимся дядей, — пан Войтек улыбался, — но она рискнула и риск оправдался. Кстати, почему ты разрешил ей говорить наравне со взрослыми?
— Так попробуй, запрети ей!.. Да, правду сказать, меня забавляют её рассуждения. Раздражают, порой возмущают, но от этого не становятся менее интересными. Иногда она говорит о самых известных, обычных вещах так, что удивляешься, как это раньше сам не замечал и не думал об этом.
— Просто ты её любишь, поэтому всё прощаешь.
— Наверное, ты прав. Не могу на неё долго сердиться!
— Тогда терпи. Она чем дальше, тем больше будет крутить тобой.
— Ну, крутить собой я не позволю…
— А кто тебя спросит? — опять усмехнулся Войтек. — Ты и сам не заметишь, как всё произойдёт. Вот как сегодня.
— Нет, тут ты ошибаешься. Нет на свете такой женщины, которая меня подчинит и станет использовать.
— Что ж, тем лучше, хотя мне кажется, что такая женщина уже есть… А сейчас — не пора ли спать?
На следующий день Янош сам позвал Элен заниматься, когда мужчины вернулись из леса с добытой птицей. Элен ни слова не сказала утром, когда её опять не взяли с собой. Они ушли на рассвете, и девочка оказалась вновь предоставлена сама себе, так как пани Мария расхворалась и после раннего завтрака вновь отправилась в постель. Чтобы хоть чем-то заняться, Элен вытащила привезённый с собой лук и пошла к кромке леса пострелять. Оглянувшись, она обратила внимание на узенькую полоску света, пробивающуюся сквозь заднюю стенку сенного сарая. Это её заинтересовало, и она подошла поближе. Утреннее солнце, светившее со стороны озера, стояло ещё низко, и его лучи, попадая внутрь постройки через открытые ворота, пробивались через какую-то щель. Элен протянула руку и прикоснулась к щёлке. Ей вдруг показалось, что бревно, такое прочное на вид, под её рукой пошевелилось. Присмотревшись, она поняла, в чём дело. В этом месте, видимо, раньше было небольшое окошко, а потом по какой-то причине его заложили подогнанными частями брёвен. Со временем, с креплением что-то случилось, и один из обрубков теперь сидел неплотно. Ничего необычного в этом не было, и Элен, тут же потеряв к сараю и щели всякий интерес, отправилась стрелять из лука. Возвращаясь, она опять взглянула на сарай. Но солнце уже поднялось, и никаких щелей видно не было. Она тут же обо всём забыла, поскольку увидела возвращавшихся охотников.