Наследница
Шрифт:
— А вы — против? — Янош был очень доволен произведённым впечатлением.
— Конечно, нет…Но мне казалось… — с большим усилием Элен удалось вновь войти в образ, — Впрочем, всё это глупости. Разумеется, это честь для меня, ведь о вас все говорят, как о непревзойдённом мастере.
— Это согласие?
— О, да!
— И вы не поинтересуетесь условиями?
— Конечно. Мне следовало сразу спросить о них, но всё это так неожиданно… И каковы же ваши условия?
— Оно единственное. От вас потребуется умение работать без оглядки на усталость. Заниматься будем здесь, после окончания урока. Если вы хоть раз скажете мне об усталости или попросите отдыха, я
— Да.
— Тогда, если не возражаете, начнём немедленно.
Вот это был урок! Элен поняла, что Юзеф по сравнению с дядей Яношем — щенок. Ей казалось, что даже с месье Андрэ дядя справился бы без особого труда. Янош действительно был виртуозом. За его клинком уследить было почти невозможно. Каскад ударов, продемонстрированный им ошалевшей Элен, был столь стремительным, что кончик его шпаги казался стрекозой, движения крыльев которой сливаются в сверкающий ореол.
А затем началась отработка. По десяткам, сотням раз — одно и то же движение. Сначала — плохо и неправильно, потом — правильно, но медленно, затем — неуверенно, хотя и быстро, и, наконец — так, как требовал дядя.
День за днём — только рутина оттачивания движений, запоминание их возможных последовательностей. Или репетиция боя перед зеркалом. И ни одного поединка. Когда при очередной встрече пан Янош приказал занять позицию напротив себя, Элен сначала даже не поверила: неужели?
Всё, как и следовало ожидать, закончилось плачевно. Но с этого дня на каждом занятии они становились противниками. Хотя сама Элен никаких успехов не видела, их замечал глаз профессионала. Пан Янош был доволен темпами обучения. Эти результаты заметил и месье Андрэ. Он молчал, но был задет за живое. Ведь это означало, что он, как учитель, не смог дать ученику того, что даёт пан Янош. Результат этой профессиональной обиды был неожиданным. Месье Андрэ повысил внимание к Элен. Теперь он постоянно был рядом, готовый подсказать или сделать замечание, не прерывая боя. Правда, сопернику Элен доставалось столько же и того и другого, чтобы не возник вопрос о любимчиках. Таким образом, получалось, что за последние месяцы обучения в школе Элен работала в несколько раз более эффективно, чем за все предыдущие.
И вот настал день, когда совершенно неожиданно для всех, и для себя самой в первую очередь, Элен впервые выиграла бой у Юзефа. Отработанные до автоматизма движения давали возможность не думать. Руки и тело как будто сами знали, что и когда им делать. Юзеф был поражён не меньше, посчитал это случайностью, своим невезением, но, начиная с этого дня, Элен стала время от времени побеждать его. Затем её победы стали чаще. Когда Элен почти сравнялась в мастерстве с Юзефом, пан Янош при очередной встрече объявил, что теперь Ален готов к тому, чтобы стать лучше Юзефа.
— Всё, что мог, я сделал. Остальное будет зависеть только от вас. Вы должны верить абсолютно в то, что вы лучше. Не будете лучше, а уже лучше. В заключении я хотел бы сделать вам подарок. У меня нет сына, которому я смог бы передать своё мастерство, и я выбрал вас. Я научу вас удару, выполнять который научил меня мой отец. Я его использую очень редко, а вот у отца он был излюбленным. Всё объясняется просто: отец, в отличие от меня, был невысок, а удар этот даёт преимущество именно таким людям. Я думаю, этот приём для вас, Ален, будет весьма полезен, поскольку, не обижайтесь, но рост ваш недостаточен.
Они встали друг напротив друга, и пан Янош показал то, что обещал. Ничего необычного в самом ударе не
Нужно было точно запомнить последовательность движений и уметь правильно выбрать момент для удара. Пан Янош долгое время был недоволен попытками Элен повторить всё от начала до конца. Наконец, ей удалось повторить несколько раз подряд всё без единой ошибки.
— Ну, наконец-то, — проворчал он, — а то я уже начал было сомневаться в том, что вам это по силам. Теперь вот что. Запомните: никогда не используйте этот приём в тренировочном бою. Отрабатывать его можно или со мной или с тем, кому вы абсолютно доверяете. Человек, испытавший его на себе, не должен ничего понять. Он либо удивлён и растерян, не знает, как это получилось, либо — мёртв, если удар нанесён всерьёз. Вы можете использовать этот приём в поединке с Юзефом, чтобы вас признали лучшим, но только в решающем поединке. В противном случае, любой более или менее опытный боец сможет понять вашу технику, и, если даже не повторит, то будет готов отразить. Впрочем, это ваше дело, можете и не пользоваться этим. Никто вас не заставляет стать первым, я повторюсь: это только ваше желание.
До окончания занятий оставалось совсем немного. Василий уже поговаривал о том, что хорошо бы съездить летом к отцу, чтобы представить ему отчёт о своём времяпрепровождении за границей. По его словам, в их губернии всё равно никто не умел хорошенько владеть шпагой, а некоторые нацепляли её только как необходимую деталь костюма. Так что в России его навыки фехтования могли показаться почти чудом! Найти бы ещё, на ком их продемонстрировать… Его рассказ о том, что в России носят шпагу только для украшения, весьма развеселил остальных (разговор проходил перед занятием). Не смеялся только Ален. Он молчал, когда все шутили по этому поводу, а потом спросил:
— Вы считаете допустимым оскорблять свою Родину?
— Оскорблять Родину? Господи, помилуй! У меня и в мыслях этого не было!
— Но из вашего рассказа следует, что дворяне в России не умеют отстоять свою честь, защитить себя и своих близких. Разве это не оскорбление?
— Почему же? Они могут защитить. Только не шпагой, а…по-другому, — промямлил Василий.
— А вот мне известно совершенно другое. Российский дворянин никому не спустит ни бахвальства, ни пренебрежения, ни насмешки. А если речь зайдёт о дорогих ему людях, он и жизни своей не пожалеет, чтобы спасти или защитить их. Что до владения клинком, то вам до них — как ослу до лошади: какое седло ни надень — всё равно уши торчат.
— Но что поделаешь, если мне встречались только такие субъекты, — попытался оправдаться Василий.
— Не буду говорить о том, что назвать дворянина «субъектом» — само по себе недопустимо, скажу другое. Мне не известно ваше окружение в России, сударь, вполне возможно, что оно именно такое, как вы описываете. В таком случае, нечего удивляться вашим успехам в фехтовании. Видимо, вы тоже решили носить шпагу, лишь отдавая дань этикету, — улыбка Алена была замечательной смесью учтивости и угрозы.