Наследница
Шрифт:
Не в силах дождаться, пока она сделает это сама, Тед перехватил тоненькую холодную ладошку и поцеловал, еще и еще, согревая своими губами, своим дыханием. Покосился на Рене и чуть не рассмеялся — с таким любопытством она следила за тем, что он делает.
Страха не было — лишь безмерное удивление. Что ей уже почти двадцать пять лет, и она до сих пор не знала, что так бывает.И что все это действительно происходит с ней... и это не сон.
— Рене... — Больше слов не было — только ее имя, которое
Внезапно он вспомнил, что она наверняка промокла и замерзла, хотел нагнуться, чтобы разуть ее — и не выдержал, прижался лицом к груди, потерся, даже заурчал, как кот. Почувствовал под одеждой катившийся тверденьким шариком сосок и прямо сквозь свитер прильнул к нему ртом.
Рене задрожала и вцепилась ему в плечи, запрокидывая голову, подставляя шею — и губы переметнулись туда, не в силах отклонить это приглашение. Кожа на шее была нежной-нежной, от нее пахло какими-то цветами, и живым родничком под губами билась тоненькая незаметная жилка.
В какую-то короткую секунду просветления Тед понял, что стенка в прихожей — не самое лучшее место... по крайней мере, для первого раза. Глубоко вздохнул и заставил себя остановиться, хотя руки уже шарили под ее свитером, пытаясь залезть еще и под футболку.
Рене стояла зажмурившись, словно прислушиваясь к чему-то. Он погладил по щеке, легонько, одним пальцем очертив линию подбородка — и глаза открылись, уставившись на него. В них было столько требовательного удивления: ну почему он перестал?! — что Тед рассмеялся.
— Сейчас...
Джинсы внизу, почти до колен, у нее были мокрые, кроссовки — тоже, и шнурки никак не желали развязываться. Ноги оказались тоже мокрые, застывшие, с зябко поджатыми пальчиками. Еще не хватало, чтобы завтра у адвоката она хлюпала носом!
— Ну-ка, поехали! — Он подхватит ее и потащил в спальню. По крайней мере, неплохой повод побыстрее оказаться там...
Рене пугливо притаилась в его руках — такая легонькая, что у него защемило сердце. Сумасшедший приступ желания схлынул, и остались нежность и потребность защитить ее от чего угодно, даже от себя самого, если это может причинить ей боль.
Он поставил ее около кровати и бережно притянул к себе, поглаживая по пушистенькому ежику.
— Рене, послушай, я... я все еще могу уйти... И я не обижусь.
«Подумай еще раз. Я не хочу, чтобы ты потом жалела...» Ее лицо испуганно взметнулось вверх.
— Ты хочешь уйти?
«Я очень тощая и костлявая, да?»
— Нет.
Медленно, боясь напугать, он начал раздевать ее, с каждым мгновением все отчетливее понимая, что она не боится — совсем не боится! — и это было частью того чуда, которое называлось Рене.
Она испугалась лишь на мгновение, когда Тед стащил с нее свитер — под тоненькой футболочкой слишком хорошо было заметно, как некрасиво выпирают у нее лопатки. А потом страх куда-то исчез, потому что он погладил ее теплой ладонью по спине, по этим самым лопаткам, и снова стал
Рене даже не поняла, как получилось, что они уже лежат, и не надо больше думать о том, чтобы заставить слушаться подгибающиеся ноги. Тед старался не раздавить ее и опирался на локоть, но все равно был тяжелый, большой и горячий. Частые удары его сердца отдавались у нее в груди, его губы скользили по ее шее, а рука нетерпеливо дергала за край футболки, пытаясь залезть под нее — и Рене повернулась, чтобы ему было удобнее.
— Рене... — больше он не говорил ничего, только повторял ее имя — вновь и вновь, словно заклинание, — Рене...
Господи, ну какой идиот мог думать, что у нее слишком маленькая грудь? Шелковистая, нежная, упругая, с тверденьким торчащим соском, она ловко разместилась в ладони, словно специально созданная именно для него, для его рук и губ. Он припал к ней открытым ртом, захватив вершинку; переметнулся на другую, снова на первую, потерся лицом об обе сразу и даже рассмеялся — с такой готовностью Рене подалась навстречу.
От нее пахло цветами, и кожа под его губами была нежной и солоноватой. От каждого, самого легкого прикосновения его языка Рене вздрагивала и, кажется, сама того не замечая, сильнее вцеплялась в его плечи, царапая острыми коготками.
Слегка отстранившись, Тед окинул ее взглядом. На ней оставались только беленькие кружевные трусики, и кожа влажно блестела. Она была красивее, чем он помнил и представлял: длинные стройные ноги, темные волосы, просвечивающиеся сквозь кружево, чуть впалый живот, грудь, налившаяся и порозовевшая от его ласки — и выражение томительного ожидания на лице.
Он накрыл ладонью грудь, легонько сжал, потеребив пальцами сосок, услышал нетерпеливый вздох — и снова заскользил губами по шее, пока не добрался до ушка, смешно торчавшего из-под седых прядок.
Поцелуи стали медленными и долгими. Тед обводил ухо языком, втягивал в себя, покусывал мочку, а рука, до сих пор лежавшая на груди, спустилась ниже... еще ниже... погладила живот и решительно нырнула под резинку трусиков.
Рене ахнула и зажмурилась, вздрагивая. Внутри нее что-то сильно, почти болезненно задрожало, отзываясь на его прикосновения, и внезапно она почувствовала — глубоко, в себе — его пальцы! Ее бедра сами раздвинулись и приподнялись навстречу, а пальцы поглаживали, скользили, ласкали, и от каждого их движения она всхлипывала и корчилась, словно выплясывая какой-то немыслимый танец.
Потом он куда-то исчез — и она открыла глаза, ничего не видя перед собой от выступивших слез.
— Пожалуйста!.. — она не знала сама, о чем просит, но Тед, очевидно, понимал это лучше нее, потому что снова оказался рядом и отозвался:
— Сейчас! — попытался стащить с нее трусики, и Рене приподнялась, помогая ему. — Сейчас...
Он вошел в нее — и замер у самого входа, боясь оказаться слишком большим для нее. Медленно двинулся дальше и почувствовал, как она нетерпеливо дернулась ему навстречу.