Наследницы
Шрифт:
— Ну что, соседка?! — весело обратилась к Галине Васильевне Вера. — Все трудимся? — Она подошла к рабочему столу, заваленному бумагами. — Как идут изыскания по возвращению народу наследия художника Иваницкого?
Улыбнувшись, она взглянула на Галину Васильевну, но, увидев слезы в ее глазах, не на шутку испугалась:
— Что случилось? Почему вы плачете?
— Я была у Ираиды Антоновны. — Промокнув платком заплаканные глаза, Галина Васильевна тяжело вздохнула.
— Понятно. И что? Я тоже у нее была неделю
— Вера, вообще-то я про другое хочу тебе сказать. Конечно, по большому счету это не мое дело, но, пожалуйста, вернись домой… к матери…
— Нет, — резко оборвала ее Вера и перевела разговор на другую тему: — А чем это вы тут занимаетесь?
— Готовлю каталог к октябрьской выставке твоего отца в Мюнхене. Ты же знаешь.
— Мне это неинтересно. — Вера отвела глаза и посмотрела на Василису, которая усердно водила карандашом по бумаге.
— Вера, послушай, у твоей матери беда! Она запретила мне говорить тебе об этом, но…
Вера медленно повернулась. В ее глазах Галина Васильевна увидела тревогу.
— Да, Верочка, у Анны — беда, у нас — беда. И очень серьезная! — твердо и веско повторила Галина Васильевна.
Два амбала-охранника ввели в кабинет Леры Евгения с заломленными назад руками. Она одобрительно им кивнула, с презрением глядя на шантажиста. Выведя его на середину комнаты, охранники остались стоять за его спиной.
— Вот нашли, Валерия Игоревна, живой и невредимый!
— Меня прямо к вам под конвоем! — Евгений натужно рассмеялся. — Спасибо, что не в наручниках. A-а позвольте присесть!
— Да присядешь, успеешь, лет на пять, это я тебе обещаю.
Лера кивнула охранникам, чтобы вышли. Те послушно удалились, предупредив, что будут за дверью.
— А за что, позвольте полюбопытствовать, такие цифры? — спросил Евгений, посмеиваясь и все же присев на край стула.
— За клевету! — Лера взяла со стола злосчастный номер «Утреннего курьера». — Твоя работа, писака? Читала, читала. Огребла кайф по полной программе. Это, оказывается, я соблазнила Иваницкого? Я на него наседала, как пьяный прапор, а он упирался, как гимназистка, да?
— Именно так.
— Голубь мой, а хочешь узнать, как все было на самом деле?
— Догадываюсь, — Евгений вздохнул, — но на правде не заработаешь. А жить-то надо.
— А почему за мой счет-то? Ты хочешь жить хорошо за мой счет? Почему я должна работать день и ночь и таскать тебе эти деньги? С какого перепугу? Объясни! — Лера швырнула ему в лицо газету. — А ты не боишься, что мой Володя тебя с того света достанет?
— Ох не боюсь! — Евгений улыбнулся и скрестил руки на груди. — Я, знаете ли, атеист. В загробный мир не верю. Верю только в североамериканский доллар.
— А как насчет евро? — Незаметно для Евгения Лера взяла со стола пульт и
— Тоже неплохо, — весело согласился Евгений. — Двадцать тысяч наличкой — и ни вы, ни ваш супружник, не говоря уж о дражайшем чаде, не прочтут книжечку про то, как вы вынимали вашего престарелого мачо из-под английской шлюхи в ливерпульском борделе, припоминаете? Или уже подзабылось?
Изменившись в лице, Лера зло посмотрела на шантажиста, готовая выцарапать ему глаза.
— Какие мы просвещенные, эрудированные!
— Это еще что! А вот как у народного художника сердчишко прихватило, — воодушевившись, продолжал Евгений, — и как он чуть концы не отдал у вас на руках Еле успели довезти до госпиталя, а страховки-то нет!!! И вы ка-а-ак обложили четырехэтажным русским матом тамошний чопорный персонал и так-таки спасли, понимаешь ли, старичка! А это припоминаете? Было дело?
— Скотина, — прошептала Лера, потрясенная. — Откуда ты все это знаешь, мразь?! — Она подскочила к Евгению, стала трясти за плечи. — Откуда?!
Евгений вырвался из ее цепких рук, встал. Лера отошла в сторону. Оба тяжело дышали.
— Двадцать тысяч… в евро, — хрипло объявил он, поправив ворот рубашки. — Я так хочу!
— А двадцать тысяч пинков под зад не хочешь?
В дверях появились вызванные Лерой охранники.
— Если честно? Не хочу. — Евгений ухмыльнулся. Он не увидел охранников, вставших за его спиной. — Боюсь, мой утлый зад не выдержит и дюжины от ваших, пардон, нехрупких ножек! — Он оглянулся, увидел наконец амбалов и, громко свиснув, невольно отступил. — О-о! Добры молодцы!
— Боюсь тебя огорчить, это очень недобрые молодцы.
Лера сделала знак. Охранники вплотную подошли к Евгению.
— По мою душу? — Он продолжал пятиться.
— А она у тебя есть?
Амбалы схватили Евгения и, не церемонясь, поволокли к выходу.
— Вы подумайте над моим предложением! Что для вас такое двадцать тысяч? Это же… тьфу! Неужели ваше доброе имя не стоит этих денег? Мадам, я предлагаю реальную сумму! — кричал Евгений, вырываясь из рук охранников и даже в тяжелую для себя минуту не теряя своей ернической манеры. — Упс, уже ребра трещат! Ребята, вы полегче — я дважды контуженый! — Уже в дверях он с отчаянием в голосе прохрипел: — Мадам, подумайте!
— Я-то подумаю, только, боюсь, что думы мои тебе не понравятся. А вот когда будешь париться на нарах, сам все поймешь.
Варвара Семеновна вошла в кабинет Саши.
— Александра Владимировна, я старик честный и прямой, как говорил один шварцевский персонаж… — начала она с места в карьер. — Вы позволите закурить?
Саша, сидевшая за рабочим столом, кивнула и поставила на стол пепельницу.
— Садитесь, Варвара Семеновна.
Секретарша села и запалила папиросу.